Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Урегулирование этой бюрократической тонкости означало лишь задержку на пару дней, но Споллин сразу понял, что это решение не имело никакого отношения к соблюдению городских законов. Он чувствовал себя преследуемым полицией, чье удушающее присутствие ощущалось каждый раз, когда он выходил из парадной двери Auld Lang Syne. Лица полицейских в штатском, преследовавших его, куда бы он ни направлялся, стали настолько знакомыми, что они уже даже не пытались действовать скрытно. На прошлой неделе Споллин даже вступил с одним из них в разговор, шутливо спросив: «Ну, что вы думаете о моем деле? Считаете ли вы, что я виновен?»
Детектив серьезно подошел к вопросу:
– Раз уж вы меня спросили, я отвечу честно. Если когда-либо один человек убивал другого, то вы убили мистера Литтла.
Споллин вздрогнул. Это было гораздо откровеннее, чем он ожидал:
– И это ваше мнение!
Но это было мнение не только одного полицейского: все сотрудники были настроены против него, и он это знал. Споллин решил, что нет смысла продолжать свою публичную выставку, поскольку суперинтендант скоро найдет другой повод, чтобы закрыть ее. Поэтому он безропотно упаковал свои модели и вернулся в менее благополучные окрестности Престон-стрит. Через несколько дней второе объявление известило читателей о том, что модели мистера Джеймса Споллина теперь выставлены в Auld Lang Syne, где он сам будет присутствовать, чтобы «принять добровольные пожертвования от благотворителей и гуманных людей».
Назвать это предприятие неудачным было бы несправедливо, так как это означало бы, что Споллин просто не сумел собрать средства, необходимые для эмиграции. Реальность оказалась гораздо хуже. Немногочисленные посетители, пришедшие посмотреть на его модели, покинули Auld Lang Syne в полной уверенности, что никто, кроме Споллина, не мог ограбить и убить мистера Литтла. Бедствие переросло в катастрофу, когда клиенты начали бойкотировать паб в знак протеста и менее чем через месяц бизнес рухнул. Хозяин и его семья отправились жить в ночлежки. Тем не менее, судя по всему, Томасы не винили Споллина в своих бедах, поскольку пригласили его и его сына, недавно приехавшего из Дублина, погостить у них.
Вечером 28 декабря Споллин и Томас нанесли второй визит во Френологический институт. Фредерик Бриджес провел их в свой кабинет и спросил, что им нужно. Они сказали, что им нужен совет: они собирались устроить еще одну выставку модели Бродстонского вокзала и хотели бы узнать, считал ли мистер Бриджес это хорошей идеей.
Френолог был поражен. Было очевидно, что Споллин даже не подозревал о презрении, которое к нему испытывали. Мистер Бриджес настоятельно рекомендовал своим гостям не предпринимать подобных действий: он считал, что это вызовет отвращение общественности и только навредит ситуации Споллина. Томас выглядел разочарованным, но продолжал держаться уверенно, пробормотав, что, возможно, они могли бы попытаться сделать это в Сент-Хеленсе. Споллин сидел молча, подавленный. Он растратил все свои деньги на модели, и теперь, казалось, не было никакого выхода из его затруднительной ситуации.
Мистер Бриджес почувствовал возможность. Он остерегался Томаса, который, несмотря на красноречивые слова о благотворительности, явно ухватился за Споллина с целью улучшить собственное финансовое положение, а потому необходимо было найти способ договориться с ирландцем лично. Как можно более непринужденно френолог пригласил Споллина на встречу:
– Если у вас нет никаких планов, то можете прийти завтра вечером.
Эффект оказался именно таким, как он и надеялся. Томас ошибочно предположил, что мистер Бриджес предлагает им консультацию в их будущих деловых начинаниях. Удовлетворенный результатом беседы, он встал:
– Вынужден вас покинуть. Утром я уезжаю в Уэльс к сестре, надеюсь занять у нее немного денег.
Вечером следующего дня Споллин приехал в дом на Маунт-Плезант вместе со своим сыном Джеймсом. Они были угрюмы и выглядели настороженно; мистер Бриджес решил, что их поведение характерно для «выученной изворотливости». Он всячески старался расположить их к себе, но успеха не добился, пока его жена Ханна не вышла встречать гостей. Ее теплота и сочувствие были совершенно искренними, и Споллины расслабились в ее присутствии. Она выразила глубокое сочувствие молодому Джеймсу, сказав, что ей жаль, что юноша в его возрасте оказался в таких обстоятельствах.
Это был верный способ завоевать доверие Споллина-старшего, который яростно защищал своего сына. Неожиданно он обратился к мистеру Бриджесу с вопросом, не согласится ли тот осмотреть череп юноши. Френолог с радостью согласился. Взяв со стола стрелки-указатели, он сообщил Споллину, что угол составляет 25 градусов.
– Средний показатель. Это говорит о том, что орган деструктивности не больше обычного.
– Этого я и ожидал. Джеймс проявляет большое отвращение к деструктивным действиям.
Мистер Бриджес увидел свой шанс:
– А теперь, мистер Споллин, позвольте мне измерить ваш угол.
Он попытался поднести измерительный прибор к голове Споллина, но тот не дал ему этого сделать. Он шутливо оттолкнул его и усмехнулся:
– О нет, мистер Бриджес, не заходите слишком далеко. Через некоторое время у вас будет возможность. У вас, и ни у кого больше.
Мистер Бриджес решил пойти другим путем. Он положил френофизиометр назад на стол и, словно впервые обратив на него внимание, сказал:
– А почему, мистер Споллин, ваш орган поклонения гораздо больше, чем у вашего сына?
Мистер Бриджес объяснил, что орган поклонения – это часть мозга, отвечающая за благочестие и религиозные чувства и расположенная в верхней части мозга. При этом он положил руки на лысину Споллина, как бы демонстрируя это. Пока ирландец отвлекался на бессвязный монолог о различиях между органами самооценки и благожелательности и их взаимном расположении, френолог тайком осмотрел его череп.
Через несколько часов после ухода гостей мистер Бриджес сел за стол, чтобы записать свои наблюдения. Первое, на что он обратил внимание, – необычно большое основание черепа Споллина. Это указывало на то, что у него сильно развиты органы жадности, скрытности, осторожности, консервативности и деструктивности. Голова имела коническую форму, а органы почитания, доброжелательности и совестливости были очень маленького размера. Эти качества предрасполагали Споллина к планированию и осуществлению весьма изощренных схем, причем без зазрения совести, невзирая на последствия для окружающих. Базилярно-френометрический угол составлял около 40 градусов: идеальный угол для убийцы.
Споллин несомненно обладал интеллектом, быстро схватывал новые идеи и тщательно анализировал любые проблемы. По мнению мистера Бриджеса, это делало его уникально опасным человеком, обладающим мозгом «класса настоящего убийцы». Френолог почувствовал, что обязан что-то предпринять. Посидев некоторое время в задумчивом молчании, он достал лист бумаги и написал письмо.
«ДОСТОПОЧТЕННОМУ СЭРУ ДЖОРДЖУ ГРЭЮ, МИНИСТРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
Сэр, я хочу сообщить Вам, что Джеймс Споллин,