которого недавно судили в Дублине за убийство мистера Литтла, несколько раз обращался ко мне и предлагал снять слепок с его головы в френологических целях, если я найду для него средства, которые позволят ему и его сыну покинуть эту страну. Он пытался получить эти средства путем выставления себя на всеобщее обозрение, однако не преуспел и в качестве последнего средства обратился ко мне за помощью.

Конфигурация его головы относится к наиболее опасному типу. Поэтому не следует допускать, чтобы такой человек находился на свободе в нашей стране. Никто не испытывает к нему симпатии – лишь негодование. Он и его сын, чтобы не голодать, будут вынуждены совершить какое-нибудь злодеяние против общества.

Если бы у меня была возможность оплатить их расходы, я бы с радостью это сделал, чтобы не дать ему больше творить зло в этой стране.

Его умственные способности выше, чем обычно встречаются у таких людей, особенно рефлексивные способности, что делает его лишь более опасным, так как позволяют продумывать преступления так, чтобы уйти от наказания.

Я счел своим долгом, исходя из общественных соображений, сообщить Вам о сильных качествах и опасности этого человека с надеждой, что можно будет сделать что-нибудь для выдворения его и его сына из этой страны. Расходы составят от 25 до 30 фунтов стерлингов.

Имею честь быть, сэр, Вашим покорнейшим слугой,

ФРЕДЕРИК БРИДЖЕСФренологический институт, Маунт-плейсмент, Ливерпуль»

Мистер Бриджес сложил свое послание, запечатал конверт и положил его на стол в холле, приготовив к отправке. Ответа он так и не получил.

Когда через несколько дней Споллин в очередной раз посетил френологический институт, он пришел один. На этот раз он чувствовал себя гораздо комфортнее и с радостью принял приглашение пообедать с мистером Бриджесом и его женой. Под мягким давлением Ханны Бриджес и влиянием вина дублинец вскоре стал вполне откровенным.

– Как случилось, что вы приехали в Ливерпуль, мистер Споллин?

– Это Томас пригласил меня. Он написал письмо в тюрьму в Дублине, и его переслали в мое жилище. Я согласился приехать, но с условием, что буду получать половину прибыли от любых моих публичных выступлений.

– А когда вы сюда приехали?

– За две недели до того, как газеты написали о моем визите к суперинтенданту Клафу в полицейское управление.

Споллин признавал свой долг перед Томасом, который оплатил ему поезд из Дублина и предоставил жилье, но в то же время чувствовал себя обманутым. Он считал, что его мнимый благодетель перехватывает его письма и постоянно искажает информацию о возможностях, которые он ему предлагает. Мистер Бриджес прервал его, чтобы сказать, что он несколько раз пытался оставить сообщения для Споллина в Auld Lang Syne, но Томас так и не передал их.

К концу вечера френолог и подозреваемый в убийстве окончательно поладили. Тогда мистер Бриджес дал обещание сделать все возможное, чтобы помочь Споллину найти средства, которые позволят ему и его сыну покинуть страну.

Уходя, Споллин рассыпался в благодарностях:

– Я очень благодарен за то, как вы ко мне отнеслись. С тех пор как я приехал в Ливерпуль, я не встречал такой доброты.

Приветливый, вежливый и харизматичный ирландец был идеальным гостем. Многих бы его поведение успокоило, но только не мистера Бриджеса. В своих записях он отметил, что «сегодняшнее изучение Споллина полностью подтвердило мое убеждение об опасном типе его мозга». Он списал его дружелюбие на притворство, «обманный плащ», позволявший ему скрывать истинную порочность своей натуры. «Преступникам того класса, к которому принадлежит Споллин, – писал он, – удается действовать, не вызывая подозрений. Теперь я хорошо понимаю, как люди заблуждались относительно характера Споллина, и что он был бы последним сотрудником Бродстонского вокзала, на которого бы пало подозрение».

В следующую субботу, под Новый 1858 год, Споллин появился снова. Его не ждали, но мистер Бриджес радушно принял его в своем кабинете, пожелал счастливого Нового года и принес стул, который поставил так, чтобы ему было удобно наблюдать за черепом своего гостя. Ханна присоединилась к собравшимся, и некоторое время Споллин был весел и беззаботен. Когда же разговор зашел о его планах на будущее, его настроение резко изменилось. Переломный момент наступил, когда мистер Бриджес признался, что не имеет ни малейшего представления о том, как собрать деньги, необходимые Споллину для выезда из страны. Непринужденность и благодушие ирландца внезапно испарились, и теперь он сидел, молча уставившись в пол; казалось, что он лишился последней крупицы надежды, отверженный, несчастный и одинокий.

Миссис Бриджес сжалилась над ним. Она нарушила неловкое молчание:

– Пойдемте, мистер Споллин. Я посмотрю, что можно сделать для вас. Женщины в таких случаях часто могут сделать больше, чем мужчины. Если я смогу собрать сумму, необходимую вам, чтобы вывезти вашего сына за границу, вы позволите моему мужу снять слепок с вашей головы?

Споллин тяжело вздохнул и некоторое время молчал, прежде чем ответить:

– Да, мадам. Я предоставлю мистеру Бриджесу все полномочия делать то, что он пожелает, и подпишу любой документ на этот счет.

– А вы покинете страну?

– Обязательно, мадам, и буду очень рад возможности сделать это.

– Тогда я сделаю для вас все, что в моих силах.

Споллин, казалось, почувствовал облегчение: появилась надежда на решение его проблем. Мистер Бриджес спросил, куда он собирался ехать. Похоже, ему было все равно, лишь бы подальше от Англии – и он собирался замаскировать свою внешность так, что никто не смог бы его узнать.

Мистер Бриджес кое-что вспомнил:

– Мистер Споллин, видели ли вы скетч, опубликованный в Illustrated Times? Его нарисовали во время суда над вами.

Споллин заявил, что ничего об этом не знал. Несколькими месяцами ранее газета посвятила целую страницу истории его ареста, приложив большой рисунок, на котором Споллин впервые представал перед полицейским судом, с зарисовками различных мест вокруг Бродстонского вокзала и даже картой станции. Ханна пошла за газетой в кабинет мужа. Она принесла ее, раскрытую на нужной странице и сложенную пополам так, чтобы было видно только лицо Споллина. Тот несколько минут молча рассматривал рисунок, прежде чем спросить, видели ли супруги Бриджес сходство. Они согласились, что портрет достаточно точный.

Споллин перевернул газету и взглянул на другую сторону. На нижней половине страницы был изображен дом его семьи на территории станции, а под ним – эскиз кабинета, где был убит Джордж Литтл. Споллин остолбенел. Его лицо залилось краской, а руки начали сильно дрожать. Он отбросил газету, поднялся со стула и уткнулся лицом в руки.

Мистер и миссис Бриджес неловко переглянулись. Было ли внезапное потрясение Споллина молчаливым признанием вины? Они оба именно так это и истолковали; позже Ханна скажет, что Споллину словно показалось, будто он увидел призрак Джорджа Литтла. Когда ирландец окончательно пришел в себя, он объяснился:

– На меня так подействовал вид дома, который