когда-то был местом моего счастья и за украшением которого я провел много приятных часов.

В течение следующих нескольких дней миссис Бриджес выполняла обещанное, обращаясь к склонным к благотворительности жителям Ливерпуля в надежде собрать средства, необходимые Споллину. Она говорила им, что это пожертвование будет благотворительным актом по отношению к человеку, который был признан невиновным двенадцатью присяжными, но при этом ходил по улицам в страхе за свою жизнь; к любящему отцу, который не мог обеспечить своего сына. Взывая к христианскому милосердию, она также подчеркивала значимость работы своего мужа и последствия для научного знания, если ему удастся сделать слепок головы Споллина. Все ее уговоры, однако, остались без внимания, и она вернулась в Маунт-Плезант с пустыми руками.

Все произошло так, как и предсказывал Фредерик Бриджес. Он видел, как Споллина оскорбляли на улице, как в него плевали незнакомые люди, и теперь понимал, что даже главный общественный активист Ливерпуля вряд ли даст деньги самому презренному человеку в городе. Бриджес между тем не мог позволить себе упустить такую возможность. Он уже видел, как слепок головы Споллина занял свое место среди слепков Дава, Палмера, Глисона Уилсона и других убийц в его личной галерее, – но это был еще и талисман, вещественное доказательство теории, которой он посвятил столько лет. Он принял решение, что, если потребуется, он сам оплатит билеты для Споллинов. Он отнюдь не был богатым человеком, но у него были кое-какие сбережения, и в случае необходимости он мог занять еще немного денег.

Мистер Бриджес прошел в свой кабинет и достал чистый лист бумаги. Если он собирался стать спасителем Споллина, то хотел оформить их соглашение в виде контракта, чтобы быть защищенным в случае возникновения споров. Подумав немного, он взял ручку и начал писать.

Бриджес попросил Споллина вернуться в следующий понедельник, чтобы обсудить дальнейшие вопросы, и вскоре после семи часов вечера ирландец приехал вместе с сыном. Ханна как можно мягче рассказала ему о своих неудачных попытках сбора денег. Споллин разочарованно опустился в кресло. Когда же заговорил мистер Бриджес, его настроение резко улучшилось.

– Мистер Споллин, поскольку для вас никто ничего делать не собирается, мне придется сделать это самому.

Споллин был вне себя от радости, однако за его заикающимися благодарностями вскоре последовали требования. Он хотел диктовать условия договора, чтобы им не могли воспользоваться, просил мистера Бриджеса купить ему новое зимнее пальто и помочь выкупить несколько вещей, которые он был вынужден заложить.

Мистер Бриджес терпеливо выслушал список требований, прежде чем высказать гостю все, что он думал о его наглости.

– Тогда я не позволю снять слепок с моей головы.

– Что ж, тогда у меня с вами больше нет дел. Чем скорее вы покинете это место, тем лучше. Вы якшались с негодяями и теперь судите меня соответственно.

Споллин вскочил, схватил шляпу и направился к двери. На пороге он обернулся, чтобы сделать прощальный выстрел:

– Когда я приехал сюда, я принял вас за джентльмена.

Ханна поняла, что произошло недоразумение:

– Мистер Споллин, вы, кажется, думаете, что мой муж назвал вас негодяем. Он имел в виду людей, с которыми вы общались с тех пор, как приехали в Ливерпуль. А теперь сядьте, если вы намерены вести с ним дела. Похоже, вы не понимаете своего положения.

Сын Споллина, до сих пор хранивший молчание, поддержал ее:

– Отец, мистер Бриджес не тебя назвал негодяем, а тех, кто нас обманул.

Ирландец успокоился и вернулся на свое место. Мистер Бриджес продолжил на него давить:

– Теперь, Споллин, я знаю, с каким человеком мне придется иметь дело. Вы должны либо подчиниться моим условиям, либо покинуть этот дом. И вы знаете, что каждый дюйм вашего пути будет исследован детективами.

Споллин пробормотал несколько слов о полиции и своем отношении к ней. Мистер Бриджес сказал ему, что, прежде чем они продолжат совместную деятельность, он потребует от отца и сына подписать соглашение. Он взял в руки документ, который оставил на столе, и зачитал его:

«В год Господа нашего тысяча восемьсот пятьдесят восьмой, восьмого января, я, Джеймс Споллин, настоящим даю разрешение Фредерику Бриджесу, практикующему френологу, проживающему по адресу Ливерпуль, Маунт-Плезант, округ Ланкашир, 30, снять слепок с моей головы и лица и сделать мой фотографический портрет в обмен на то, что указанный Фредерик Бриджес найдет для меня и моего старшего сына средства, которые позволят нам покинуть эту страну. Я обязуюсь ни под каким предлогом не позволить никому, кроме упомянутого Фредерика Бриджеса, снять слепок с моей головы и лица, сделать мой фотографический портрет или каким-либо иным образом нарисовать или изобразить меня, а также предоставляю упомянутому Фредерику Бриджесу всю власть над упомянутыми слепком и фотографией, чтобы он мог делать с ними и говорить все, что сочтет нужным и правильным».

Споллин некоторое время рассматривал текст, прежде чем ответить:

– Я не могу позволить сделать свою фотографию, потому что если она будет сделана, то ее потом можно будет скопировать в любом количестве.

Мистер Бриджес был неумолим:

– Если вы приняли такое решение, то наши дела закончены.

Но у Споллина не было выхода – ему пришлось сдаться:

– Это не слишком меня волнует, но последняя часть вашего соглашения дает вам большую власть.

– Это так, я согласен. Но меньшее меня не устроит.

Он достал ручку и выжидающе протянул ее Споллину. Ирландец выдавил из себя улыбку и с напускным благодушием сказал:

– Ну что ж, если я должен сделать это… – Он схватил ручку и поставил свою размашистую подпись. – Споллин теперь мертв.

Он передал перо сыну, который также подписал документ. После этого Фредерик и Ханна Бриджес засвидетельствовали документ и соглашение приобрело официальный статус.

Теперь, когда все дела были завершены, напряжение в комнате заметно спало. Споллин и Джеймс вкратце рассказали о том, что произошло с ними после того, как они были вынуждены покинуть Auld Lang Syne. Поскольку Томас, ранее приютивший их, лишился средств к существованию, они вскоре оказались в нищете: он мог предоставить им место для ночлега, но не более того. Они заложили все, что у них было, кроме одежды. Споллин порылся в карманах и достал банкноты. Бриджес насчитал восемнадцать шиллингов и четыре пенса.

Свою оценку личности Споллина мистер Бриджес основывал на беглом осмотре черепа ирландца. До сих пор у него не было возможности провести полное обследование, однако он считал, что увидел достаточно, чтобы оценить конфигурацию мозга. Он знал, что его новый знакомый не заслуживал доверия, был скрытен и хитер. И был убийцей. Это было не субъективное суждение Фредерика Бриджеса, а беспристрастный вердикт природы. Его вера в точность френологии была непоколебима.

Только вот френология была лженаукой, плохо продуманной теорией, собранной из противоречивых наблюдений и иррациональных предположений. Сегодня мы знаем, что