– Здравствуйте, товарищи гвардейцы!

– Здравия желаем, товарищ генерал-майор!

– Немецкую копоть счищаете, ребята? – комдив с улыбкой кивнул на танк.

– Так точно! Войне-то почти конец!

– Верно, ребята, теперь точно конец!

– Последний, так сказать, фронтовой шмон, – улыбался, обнажив белые зубы, самый смелый из экипажа и добавил: – Разрешите, товарищ генерал?!

– Валяй.

Сержант легко взобрался на броню и стал выводить мелом крупные буквы на башне «Даешь мир!!!».

– Берлин взяли, товарищ генерал, что еще войне давать? Если б можно, я б отсюда на своей боевой машине прямо домой, на Орловщину, на самую пахоту. Только плуг приладить…

Комдив рассмеялся:

– Время пахоты и сева, сынок, знать, уже прошло.

– Да, маленько опоздали, – вздохнул сержант, – но ничего, впереди столько дел накопилось за четыре года.

– Танки уже для дел мирных не сгодятся. Трактора придут на твою Орловщину. А по домам уже совсем скоро отправитесь.

Генерал оглядывал танкистов и вдруг остановил взор на одном из них, невольно удивившись: «Ого! Сколько же их у него! И ни одной награды?»

У танкиста на правой стороне гимнастерки желтели и алели тринадцать нашивок за ранения. Желтые за тяжелые, алые за легкие. Тринадцать раз пролита кровь!

Трость в руке генерала дрогнула.

– Ты что же, браток, так много ран на себя принял?

– Так получилось, товарищ генерал.

– Кем в экипаже?

– Заряжающий, рядовой Антоненко.

– Давно на фронте?

– С августа сорок первого.

– Как же ты выдюжил, браток?

– Не знаю, товарищ генерал! Это девятый мой экипаж…

Комдив, не отрывая изумленного взгляда от нашивок бойца, обратился к подошедшему адъютанту:

– Что у нас там есть из наградного резерва?

Тот, расстегнув полевую сумку, вынул коробочку.

– Вот, товарищ генерал, только орден Отечественной войны второй степени.

– Давай. И острое что-нибудь дайте, – попросил у танкистов.

– Отвертка сгодится?

– Сгодится.

Комдив сам проделал аккуратно дырочку в гимнастерке танкиста и бережно прикрутил орден.

– Служу Советскому Союзу! – пришел, наконец, в себя, оторопев от неожиданности, рядовой Антоненко, трогая ладонью края ордена.

Сдвинув черные ребристые шлемы на затылки, танкисты сладостно затягивались папиросами. Нынче на дворе как-никак апрель 45-го. Махорка в тряпичных кисетах – вчерашний день. Любовались новеньким орденом, искренне радуясь за своего боевого товарища.

– А ведь сколь раз уходили на Антоненку наградные!

– И всякий раз куда-то мимо…

– Нешто штабисты, раззявы, теряют?

– Они не виноваты. Сколь нашего брата по тем наградным бумагам числится?

– После войны награды найдут своих героев.

– Это понятно, что найдут, непременно каждого разыщут и вручат с почестями, да ведь дорога ложка к обеду, как вот сейчас Антоненке… Тем более, скоро до дома, до хаты.

– Вот уж ротный удивится, когда вернется из штаба.

– Кстати, Алексей! – обратились товарищи к Антоненко. – Сколько уж ты под началом Зарембы воюешь?

– С осени прошлого года. Он был взводным. Лейтенантом… При нем два раза меня чиркнуло. Один раз медсанбатом отделался, второй пришлось в госпитале поваляться.

– Да, спасибо командованию за то, что гвардейцев после излечения возвращают в свои гвардейские части.

– На то есть приказ самого Верховного…

– Хороший приказ… Спасибо Верховному…

«Даже борьба за Сталинград уступает боям за Берлин по численности вовлеченных войск и количеству боевой техники. На подготовку Берлина к обороне у немцев было два с половиной месяца, в течение которых фронт стоял на Одере, в 70 километрах от города. Эта подготовка отнюдь не носила характера импровизации. Немцы разработали целую систему превращения своих и чужих городов в “фестунги” – крепости. Они должны были обороняться в изоляции, снабжаемые по воздуху.

Берлинские укрепления апреля – мая 1945 года достаточно типичны для немецких “фестунгов”. Массивные баррикады, подготовленные для обороны жилые и административные постройки. Баррикады в Германии сооружались на промышленном уровне и не имели ничего общего с грудами хлама, которым перегораживали улицы в период революционных волнений. Сооружались они из дерева, камня, рельс. Подобная баррикада легко выдерживала выстрелы танковых пушек и даже дивизионной артиллерии калибра 76—122 мм. Подходы к баррикадам минировались. Подходы к мостам через каналы и выходы с мостов также имели баррикады. В зданиях, которым предстояло стать опорными пунктами обороны, закладывали кирпичом оконные проемы. В кладке оставляли 1–2 амбразуры для ведения огня из стрелкового оружия и противотанковых гранатометов – фаустпатронов.

Однако любые инженерные сооружения абсолютно бесполезны, если их некому оборонять. Это и стало для немцев самой большой проблемой. В советское время число защитников столицы Рейха обычно оценивалось в 200 тысяч человек. Однако эта цифра представляется сильно завышенной. Показания последнего коменданта Берлина генерала Вейдлинга и других пленных офицеров берлинского гарнизона приводят к цифре 100–120 тысяч человек и 50–60 танков на начало штурма.

Для обороны Берлина такого количества защитников оказалось явно недостаточно. Это было очевидно для профессионалов с самого начала. В сводке обобщенного боевого опыта штурмовавшей город 8-й гвардейской армии указывалось: “Для обороны такого крупного города, окруженного со всех сторон, не было достаточно сил, чтобы оборонять каждое здание, как это имело место в других городах, поэтому противник оборонял главным образом группы кварталов, а внутри них отдельные здания и объекты…”

Советские войска, штурмовавшие Берлин, насчитывали, по данным на 26 апреля 1945 года, 464 тысячи человек и около 1500 танков.

Центральной фигурой в уличных боях стала штурмовая группа. Директивой маршала Жукова рекомендовалось включать в состав таких групп 8—12 орудий калибром от 45 до 203 мм, 4–6 минометов 82—120-мм. Туда входили саперы и “химики” с дымовыми шашками и огнеметами. Танки тоже стали неизменными участниками этих групп. Их основным врагом в городских боях в 1945 году стали фаустпатроны, от которых потери танков и САУ в Берлине можно оцениваются в две с половиной сотни из почти 1800, потерянных за всю Берлинскую операцию в целом. Фаустпатроны применялись немцами не только против танков, но и против пехоты. Вынужденные идти впереди бронетехники пехотинцы попадали под град выстрелов “фаустников”. Поэтому неоценимую помощь в штурме оказали ствольная и реактивная артиллерия. Специфика городских боев заставляла ставить дивизионную и приданную артиллерию на прямую наводку. Если опорный пункт не удавалось взять штурмовой группе, его просто разрушала артиллерия прямой наводкой. В конце концов на прямую наводку стали ставить даже “катюши”. Рамы крупнокалиберных реактивных снарядов М-31 устанавливали в домах на подоконниках и стреляли по строениям напротив. Оптимальной считалась дистанция в 100–150 метров. Снаряд успевал разогнаться, проламывал стену и взрывался уже внутри здания. Это приводило к обрушению перегородок и перекрытий и, как следствие, гибели гарнизона. На меньших дистанциях стена не пробивалась и дело ограничивалось трещинами на фасаде. Именно здесь кроется один из ответов на вопрос о том, почему к Рейхстагу первой вышла 3-я ударная армия генерала Кузнецова. Части этой армии проложили себе путь по берлинским улицам 150 выпущенными прямой наводкой снарядами М-31 УК (улучшенной кучности).