мужа появится свободное время. И, понятное дело, я очень обрадовалась, когда родители решили подарить мне машину.

Звучит, конечно, хорошо — целый автомобиль! Но, на самом деле, машинка была совсем маленькая и далеко не новая. Красный «жук» почти двадцать лет бегал по российским дорогам, прежде, чем попал ко мне. Папа с товарищами перебрали его практически полностью, прежде чем я смогла сесть за руль, но зато радовалась, что не должна благодарить за машину ни мужа, ни его родню. Я держала руль, и с удовольствием думала о том, что это — моё. Родителей в благодарность зацеловала, они, мне кажется, больше обрадовались моей восторженной реакции, чем тому, что купили дочери автомобиль. И теперь мы с Нютой автомобилистки. Конечно, моя машинка требовала бесконечного ремонта, ломалось то одно, то другое, но папа справлялся, и я не расстраивалась из-за каждой поломки, и к мужу жаловаться не бегала, денег на ремонт не просила.

Временами, в выходные, особенно летом, я любила посадить Анюту в детское кресло, и мы отправлялись с ней в путешествие загород. Далеко не уезжали, но всякие живописные места любили. Леса, поляны, берег озера. Совсем недавно, в одну из таких поездок, я случайно (наверное, случайно) свернула на дорогу, ведущую к Соколихе. Нахлынули воспоминания о событиях двухлетней давности, я вспомнила Глеба, даже видела перед внутренним взором его крепкие руки, лежащие на руле. Эта картина, как оказалось, впечаталась в моё сознание, осталась в памяти, наверное, навсегда. Я невольно кинула взгляд в зеркало заднего вида, посмотрела на дочь, и сердце всерьёз защемило. Снова почувствовала себя героиней дурацкого сериала про жизненные перипетии, а я, судя по всему, в роли главной, не очень умной, но очень влюбчивой особы.

Я доехала до деревни, проехала по главной улице, свернула на маленькую соседнюю улочку, и нажала на тормоз. Застывшим взглядом смотрела туда, где два года назад был покосившийся забор и старый дом за ним. Сейчас на месте старого забора красовался новый, металлический, а за ним, судя по всему, шла стройка.

Дом строится. Глеб же говорил, что хочет на месте старого родового гнезда возвести новый дом. Чтобы приезжать на землю предков. Но я посчитала, что он просто болтает, впечатленный визитом сюда. Зачем ему дом здесь? Куда он собирается возвращаться? Он уехал, и, скорее всего, не вспоминает о нашем городке. В столице у него совсем другая жизнь.

А дом-то строится.

Нюта в автокресле завозилась, захныкала, и я обернулась на дочку. В груди по-прежнему было тяжело. Мне на мгновение показалось, что из-за забора сейчас выйдет Глеб. Вдруг он, на самом деле, где-то близко?

— Извините. — Я остановила машину на центральной улочке, у магазина, приоткрыла окно, и обратилась к местной жительнице, которая только что вышла из магазина с сумкой. Женщина остановилась, с любопытством посмотрела, затем приблизилась. — Извините, — повторила я, — вы не знаете, дом на соседней улице, который строится… Его продали или родственники появились?

— Это какой дом? Романовский?

— Ну да, — кивнула я с тревогой в душе.

— Отстраивают романовский дом, — подтвердили мне. — Этой весной занялись. А уж кто — мне неведомо. Кроме рабочих и не видно никого.

— Значит, не знаете?

— Не знаю. А вы с какой целью интересуетесь?

— Без всякой цели, — попыталась я уйти от ответа. — Любопытно.

Женщину я поторопилась поблагодарить, не желая отвечать на дальнейшие вопросы, окно закрыла и тронула машину с места. Строительство дома Романовых отчего-то не давало покоя. Дорога в город, как назло, проходила мимо пруда, того самого, с живописным мостиком, на котором мы с Глебом в первый раз поцеловались. Для чего я, вообще, поехала в Соколиху? Чтобы разбудить в себе ненужные воспоминания? Машину я, конечно, остановила, пару минут таращилась на место, в котором произошел один из самых романтичных моментов моей жизни, потом вздохнула, и тронула машину с места.

Дура. Он и думать про тебя давно забыл. В своей Москве.

Хотя, нет. Скорее всего, он меня отлично помнит. Я ведь разрушила его планы. Предала.

Несколько дней я пребывала в странном настроении. Смесь печали с подавленностью, вставала утром и ложилась с мыслями о том, как неправильно складывается моя жизнь. Но на моё настроение никто не обращал внимания. У меня, вроде как, был муж, который каждый вечер после работы появлялся дома (с некоторых пор Андрей очень заботился о своей репутации и ни в какие сомнительные заведения носа не казал, и в неприятные истории не влипал), но общение наше с Андреем не складывалось, и поэтому делиться с ним своим настроением я не спешила. А он ничего не замечал. Никаких проблем, никаких перемен, нашего обоюдного молчания вечерами, ничего не замечал. Теперь по утрам мы вместе ездили на работу, но даже совместные поездки нас не сблизили, каждый был занят своими делами, Андрей обычно разговаривал по телефону, я утыкалась взглядом в свой смартфон, и прямо чувствовала, как плесневею изнутри. Ощущение было именно такое, что я покрываюсь плесенью, мхом, врастаю в эту жизнь, в этот городок окончательно, и никаких других вариантов прожить свою жизнь, у меня нет.

Ничего не происходило.

А если и происходило, то не у меня. С кем-то другим.

Вот, например, совсем недавно пришла новость, что Стас решил жениться. Хотя, недавно новость дошла до моих ушей, а Иван Алексеевич и Андрей, подозреваю, давно ждали подтверждения. Стас уже больше года жил в Москве, уж не знаю доподлинно, чем он там занимался, чем Юганов-младший, вообще, мог по жизни заниматься, кроме неумелых афер и блуда, но, по всей видимости, у его отца были на сына определенные планы. А тут сообщение о женитьбе, и Иван Алексеевич выглядит довольным и гордым. Сразу стало понятно, что кандидатура невестки его более чем устраивает.

— Дочка банкира, — выдал мне секретную информацию Андрей. И тоже по какому-то поводу горделиво улыбался, чему-то радовался. — А мама у неё в институте преподает, заведующая кафедры. Интеллигентная семья, с именем и историей.

— Обалдеть можно, — проговорила я негромко и, соглашусь, с издевкой. — И за что Стасику такое наследие? Родители невесты, вообще, в курсе, кем собираются своим внукам генетику подпортить?

Андрей тут же нахмурился, оценив мой тон.

— Наташ, ты чего такая злая?

— Я не злая, — возразила я. — Я реалистка. Вот