корми их по три раза, сам варевом перебиваешься, а свиней изволь накормить! Сущее наказание!» Знакомым, у которых родился мальчик, он хвалил сыновей: «В хозяйстве без парня никуда. Он и тяжестей натаскает, и плуг поможет вести. Повезло вам!» Знакомым, у которых родилась дочь, нахваливал дочерей: «Взял сноху – потерял сына, а женил дочь – получил зятя. Сами посчитайте, много ли в деревне почтительных сыновей? То-то и оно, вязи их боров! А дочка к родителям ближе, в старости и пампушками вас накормит, и обутку теплую справит. Поздравляю!»

Дядюшка Ло говорил сначала одно, потом другое, но его было невозможно уличить в неискренности, каждое слово он произносил от чистого сердца, каждое его суждение звучало честно и убедительно, а лицо выражало строгую серьезность. Мацяосцы говорили, что дядюшка Ло как никто умеет «толочь сокровенное». Очевидно, под «сокровенным» они имели в виду учение о сокровенном или учение об инь и ян[115]. Правда рождает неправду, неправда рождает правду[116], одно и другое перетекают друг в друга, все есть в одном и одно есть во всем[117] – следуя Дао, нельзя принимать одну сторону, истина вечно ясна, но никогда не ясна.

У него не было своих детей, только порожный сын в Пинцзяне. По местному обычаю первый гость, который заглянул в дом после рождения ребенка, становится его порожным отцом или порожной матерью. Много лет назад дядюшка Ло ездил в Пинцзян торговать пихтовой смолой, однажды постучал в незнакомый дом попросить напиться, а у хозяев только что родился сын – так дядюшка Ло стал порожным отцом. После, отправляясь в Пинцзян, он всегда брал своему порожному сыну мешочек сушеного батата. Но никак не ожидал, что однажды сын станет бойцом Красной армии, дослужится до генерала и переедет в город. Обосновавшись в Нанкине, генерал задумал перевезти порожного отца к себе. Дядюшка Ло говорил, что городская жизнь не про его честь: вышел из порта, сел в генеральскую машинешку, не успели тронуться, как все закрутилось перед глазами, дядюшка Ло не выдержал и завопил, требуя высадить его на землю. Пришлось генералу идти с ним до дома пешком, а машина потихонечку ехала сзади.

Ему было непривычно, что в генеральском доме нет очага на полу, нет ведра для нечистот, нет ни одной мотыги. На поляне позади дома можно было вырастить целый огород, а она зарастала сорной травой. Дядюшка Ло насилу вскопал и разровнял там землю, только ведра для нечистот нигде не нашел. Пришлось собирать нечистоты в обычное ведро, вместо черпака он взял эмалированную кружку, но тут генеральская жена с дочками подняли визг, дескать, он ведет себя некультурно и разводит антисанитарию. Дядюшка Ло обиделся и целый день не притронулся к еде, в конце концов генералу пришлось посадить его на пароход и отправить обратно в Мацяо.

– Обленились! – качал головой дядюшка Ло, вспоминая своих порожных внучек. – Все у них по-научному, сами пухлые, что твои колобки, а свиней накормить не умеют, кудель спрясть не умеют, такую выставят из мужнего дома вместе с котлом!

Говорили, что генерал на праздники посылает дядюшке Ло деньги, и я завистливо поинтересовался, правда ли это.

– Да чего он там посылает?.. От него дождешься… – Дядюшка Ло долго копался в кисете, моргал, жевал губами, потом наконец проговорил: – Всего-то и посылает… юаня три… или четыре…

– Да ладно?

– Зачем старику врать? Сестрица Мань из ушей своих больше достанет, чем он посылает.

– Я же не комиссар, который землю пришел кроить.

– Если не веришь, обыщи дом! Давай, обыщи!

Я заинтересовался этим отрезком его биографии, мне показалось, что здесь надлежащим образом проявляется скромная и трудолюбивая классовая сущность старого крестьянина-бедняка (человек вернулся в деревню, отказавшись от благополучной городской жизни), кроме того, отсюда можно было перейти к героическому прошлому дядюшки Ло (например, рассказать о службе в Красной армии) – словом, эпизод про армию и порожного сына так и просился в речь. Но стоило нам углубиться в рассказ, как дядюшка Ло снова пошел толочь сокровенное, а я сидел рядом в полнейшей растерянности. Например, он хвалил Красную армию, все время хвалил Красную армию, а потом вдруг переменил фронт и заговорил, что красноармейцы – чистые звери: был один командир взвода, который оброс на службе земляками, любил брататься с разными людьми, так приехал новый командир роты и казнил его как контрреволюционера! Этому командиру роты едва сравнялось шестнадцать, чтобы голову человеку снести, ему ростика не хватало, подпрыгивать пришлось, кровь хлестала фонтаном. Сущий ужас! А когда зашла речь про классовых врагов, у дядюшки Ло и вовсе потекли контрреволюционные слезы.

– Меченый Ма чем вам не угодил? Добрый крестьянин, честный, порядочный человек… Присягнул вам – так вы сами к нему пришли за присягой, а потом обвинили в вероломстве! Довели, бедняге опиум пришлось глотать… – Дядюшка Ло утер нос тыльной стороной ладони.

Мне пришлось его оборвать:

– Ты что такое говоришь? Коммунистическая партия освобождала местность от бандитов, боролась с помещиками-мироедами, несла революцию. А ты плачешь о Меченом Ма?

– Мне что… и поплакать о нем нельзя?

– Конечно, нельзя. Нельзя. Ты – крестьянин-бедняк. Сам подумай, о ком ты плачешь?

– Голова садовая. Я и не хотел рассказывать, ты сам меня попросил.

– Нет, местами ты очень хорошо говорил.

Дядюшка Ло вышел облегчиться и с полчаса не возвращался, словно под землю провалился. Когда наконец вернулся, я напомнил ему о злодеяниях реакционной клики Гоминьдана, велел попить воды, собраться с мыслями и начинать с начала. Тут он наконец вспомнил свое бедняцкое происхождение. Рассказал, как Гоминьдан расправлялся с коммунистами – звери, чистые звери. Не щадили ни баб, ни пащенят, трехлетнего дитенка схватили за ноги и головой о стену – он даже пикнуть не успел. Сожгли людей в печи для кирпича – так из той печи еще три дня на всю округу разило паленым мясом. Вспомнил Рябого Лу – видимо, этот Рябой Лу был каким-то гоминьдановским начальником – такого супостата еще поискать, вырезал у красноармейцев потроха, бросил в котел с говядиной и поставил на общий стол. Дядюшка Ло не знал и тоже отведал красноармейских потрохов, а когда узнал, едва собственные кишки наружу не выблевал…

Дядюшка Ло и сам вступил в ряды Красной армии, но через месяц отстал от своего отряда и вернулся домой. Там он угодил в лапы Рябого Лу и едва не распрощался со своими потрохами, как остальные красноармейцы, но старенькая мать его спасла: продала свой гроб, накрыла Рябому Лу три стола с вином и закусками, привела поручителей, и дядюшка Ло остался жив.