Шрифт:
Интервал:
Закладка:
△ Речегу́бство (здесь же: Пя́тки навы́верт)
△ 讲嘴煞(以及翻脚板的)
Однажды бригада пригласила бамбуковых мастеров на починку общественных корзин и плетушек, но в кассе совсем не нашлось денег на угощения. Фуча был бригадным счетоводом и принимать мастеров полагалось ему – сообразив, что порожный сын каждый месяц присылает дядюшке Ло деньги из Нанкина, Фуча решил попросить у него в долг юаня два или три, чтобы выйти из затруднения.
Дядюшка Ло сказал, что никаких денег у него нет, порожный сын давно про него забыл и всю свою зарплату перечисляет на партийные взносы.
Фуча не особенно ему поверил: я же в долг прошу, с возвратом. Какой прок от денег, если они лежат у тебя в стенной щели и плесенью обрастают?
Дядюшка Ло разозлился:
– Брехня, собачья брехня! Сосунок, я твоего отца восемью годами старше, ты на моих глазах вырос, да как у тебя язык поворачивается такое говорить?
Фуча с самого утра кружил по деревне, безуспешно пытаясь занять денег, палящее солнце изрядно действовало ему на нервы, и, свернув на дорогу, он выругался: «Пятки тебе навыверт!»
На такой жаре сам не захочешь, а брякнешь какую-нибудь глупость.
Он не знал, что «пятки навыверт» – самое страшное ругательство в Мацяо, самое сильное речегубство, сказать такое человеку – все равно что раскопать его семейное кладбище. Мастера удивленно оглядели Фуча, не зная, что и думать. Скорее всего, он просто не знал, откуда взялось это выражение, и не особенно верил в речегубства – выругался, отвел душу и забыл.
На другой день дядюшку Ло укусила бешеная собака, и он засобирался в дорогу к праотцам.
Смерть дядюшки Ло легла на сердце Фуча тяжелым камнем. Деревенские тоже шептались, что за ним есть вина. По местным поверьям речегубство можно взять назад, и если бы Фуча в тот же день воскурил благовония, отрубил голову петуху и окропил порог свежей петушиной кровью, дядюшка Ло был бы жив. Но Фуча замотался и забыл, что нужно сделать. Потом он объяснял, что просто оговорился, что вовсе не хотел проклинать дядюшку Ло. Он даже не знал, что речегубство обладает такой силой. И почему собака укусила дядюшку Ло не раньше и не позже, а ровно на следующий день? Особенно часто он повторял все это городской молодежи, потому что мы были инородцами, не соблюдали мацяоских обычаев и в один голос убеждали его не верить в речегубства. Сосланные пащенята в порыве благородства били себя кулаком в грудь: а ты прокляни меня! Давай, прокляни как следует! Вот и посмотрим, накликаешь чего или нет!
Фуча возвращался домой, растроганный, но не убежденный.
Скоро он встречал кого-нибудь из знакомых, говорил про засуху или пищевой паек, но незаметно сворачивал к дядюшке Ло и уверял, что не хотел ему зла, просто с самого утра торчал на солнце, вот и ляпнул глупость, и так далее, и так далее. Это было уже ненормально и начинало надоедать.
Под «речегубством» в Мацяо понимают табуированные слова. На самом деле слова всегда остаются словами – звуковыми волнами, которые не способны причинить человеку малейшего вреда. Но Фуча страшно похудел, в волосах его появилась проседь, вместо улыбки получалась вымученная гримаса, словно мышцы лица складывались в улыбку против его воли. Раньше он всегда старался выглядеть опрятно, перед выходом из дома причесывался у зеркала, а воротник прикреплял к френчу скрепками, чтобы он лежал ровно, как отглаженный. А теперь стал одеваться как попало, его френч был забрызган грязью по самые плечи, волосы растрепаны. Задумавшись, он совал пуговицы не в те петли, терял авторучки, забывал ключи. Раньше на подведение годового баланса ему требовался всего один день, теперь же он корпел над гроссбухом четыре дня подряд, но концы все равно не сходились с концами, а в счетах царил бардак. Он и сам понимал, что с ним творится неладное, мог битый час рыться в стопке гроссбухов, чтобы найти нужную запись, но потом сам забывал, что искал. Кончилось тем, что он потерял пятьсот юаней, которые получил в снабженческом кооперативе за продажу бригадного хлопка, и комиссия сочла необходимым освободить его от занимаемой должности.
Он и сам видел, что больше не годится в счетоводы и покорно сдал все дела. Потом пробовал разводить уток, но утки заболели чумой. Пытался выучиться на плотника – тоже не вышло. Ничего у него не ладилось, и кончилось тем, что Фуча впопыхах женился на какой-то вечно растрепанной бабе.
Я не мог поверить: неужели три слова способны погубить человеку всю жизнь? Неужели нельзя загладить свою вину? Нельзя начать все с начала?
Для большинства мацяосцев ответ был однозначен: нельзя. Все уже случилось, пролитую воду не собрать, и речегубство Фуча никуда не исчезнет, оно навеки останется сказанным, время не изгладит его, а только укрепит и умножит.
Наша жизнь давно подчиняется силе языка. Речь – преимущество человека, нам жаль животных, ведь у них нет языка, а значит, нет интеллекта, они не могут собраться в общество, они лишены мощной силы, которую дает нам культурное наследие и достижения науки. Но есть и обратная сторона: животное не будет годами казнить себя, как Фуча, не лишится способности к существованию только потому, что однажды произнесло неверное сочетание звуков. В этом смысле язык делает нас слабее любой собаки.
«Речегубство» – форма общественного договора, за соблюдение которой отвечает страх. Люди отделили себя от животных, получив способность к речи, и одновременно с этим стали нуждаться в эмоциональных конструктах для выражения собственных чувств, а оформившись и укоренившись, эти конструкты превратились в опоры общественной психологии. Мацяосцы не могут обойтись без словесных табу точно так же, как люди в большом мире, сочетаясь браком, не могут обойтись без колец, государства не могут обойтись без флагов, религии не могут обойтись без изваяний, а гуманисты – без трогательных песен и пылких речей. И стоит любому из перечисленных объектов войти в употребление, как он сам становится неприкосновенным сакральным символом. И посягательство на него отнюдь не сводится к одной лишь порче куска металла (кольцо), разноцветного полотна (флаг), камня (изваяние), звуковых волн (песни и речи), но считается оскорблением чувств той или иной группы людей, а точнее, атакой на их эмоциональный конструкт.
Если закоренелому рационалисту, который во всем руководствуется одной лишь логикой и практический пользой, смешны мацяосцы с их глупыми речевыми табу, он должен смеяться и над