Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прояснение?
Натали отвела его в сторону, где было меньше людей, и все объяснила. Зои была права, как она узнала, насчет тела Уго Пинчона в морге. Кристоф подтвердил, смущенный, что не помнил встречи с попрошайкой, потому что они были повсюду.
Пока Натали говорила, он утешал ее словами поддержки, напоминая, какой она была смелой всегда. Когда она договорила, он сочувственно сжал ее плечи. – Все закончилось, Натали, наконец-то.
Закончилось и в то же время нет. Закончится ли это когда-то в ее голове? Она повернулась к трупу.
– Я смотрю на ее тело и все равно никак не могу поверить.
Симона и Луи подошли к ним.
– Я могу, – заявила Симона. – Покажи им свою стопу, Луи.
Он поморщился, показывая им подошву своего ботинка. В ней зияла дыра, через которую виднелась нежная розовая плоть.
– Наступил в кислоту.
– Может, папа сможет исцелить тебя, – сказала Натали. Папа. Он, наверное, волнуется, что она с ним не встретилась до сих пор. Сколько там уже времени прошло? – Мне пора возвращаться к нему.
Кристоф попрощался с ней и присоединился к остальным полицейским; Луи и Симона сказали, что пройдутся вместе с ней до папы.
Натали остановилась, когда они проходили мимо тела Зои. Ее левая рука, сломанная и перекошенная, оказалась около лодыжки Натали; на мгновение Натали показалось, что та сейчас схватит ее и повалит на землю.
Коричневое одеяние Зои было разорвано, обнажая сгиб локтя, где виднелось место прокола, будто от укуса пчелы. Туда она вкалывала себе кровь.
Она взяла кровь Темного художника и Уго Пинчона. Кого еще? Других Озаренных?
Агнес. Жертва номер пять. Струилась ли ее кровь по этим венам? А кровь остальных жертв?
Никаких больше переливаний, никаких больше экспериментов, никаких больше смертей. Натали коснулась ранки и накрыла эту точку пальцами.
В то же мгновение она перенеслась в другое место. Она била кого-то, с силой нанося удары. Вокруг были люди. Она увидела тело, которое колотила.
Зои Клампер.
Здесь. Только что.
Натали вернулась в настоящий момент и поднялась на ноги. Симона смотрела на нее в замешательстве.
– Я коснулась ее, и пришло видение того, что сейчас случилось. С точки зрения одного из тех, кто ее забил.
Дело было не в морге.
И не в стекле.
Ее магия была связана напрямую с убийствами и телами.
На следующий день Le Petit Journal опубликовал письмо Зои Клампер Парижу.
Я пишу это, понимая, что меня могут поймать в любой день, и до тех пор я буду держать это при себе. Я буду добавлять на эту страницу имена Озаренных, которых лишаю жизни.
Дамиен Сальваж – сверхъестественный слух; последствие чрезмерного использования – временный звон в ушах (и я испытывала его).
Уго Пинчон – способность читать мысли последнего человека, чьей руки коснулся; последствие чрезмерного использования (то есть без пауз) – временная невозможность понимать написанное (испытывала в некоторой степени, быстро исправила).
Дамиен был верой, искусством и воображением. Я была разумом, наукой и фактами.
То, что началось как заигрывание в опиумном притоне, стало великолепным партнерством.
Я – женщина с большими возможностями благодаря моему отцу, блестящему ученому и исследователю в Университете Франции. Мой отец, глухой и немой, но гениальный, с пером в руке. Мой отец, у которого обманом выманил научные открытия этот мошенник Энар, который не обращал внимания на предостережения моего отца, что работа над магией крови не окончена, не опробована. Мой отец, который расстался с земной жизнью с помощью аконита и бокала бордо.
Я не убивала Энара. Но я заплатила кое-кому – незнакомцу, наемнику, – чтобы он лишил его жизни или убил по идейным мотивам. Насколько важным должен быть деятель, чтобы убийство его считалось идейным? Я заплатила этому человеку, чтобы он его отравил и зарезал стеклом, которое тот использовал в своих переливаниях, чтобы он разгромил его лабораторию. Нанятый мной остолоп должен был взять образцы, но ему показалось, что он кого-то услышал, и он сбежал.
О какая ирония! Дамиена не могли поймать потому, что он всегда слышал чье угодно приближение. Дважды он слышал, как кто-то подходил прямо перед тем, как он собирался похитить девушку, и он оставлял попытку.
Мало кто был настолько очарователен, как Дамиен. Последив за людьми на значительном расстоянии день-другой, он мог стать каким угодно, чтобы завоевать их доверие – чтобы заставить кого-то войти в дверь или зайти в комнату, или принять его помощь, садясь в экипаж. А так он уже делал то, что нужно для обмана, иногда с моей помощью, иногда – без. Спрашивал, как куда-то пройти. Имитировал недуг. Просил о помощи. Показывал свою мастерскую любопытной девушке. Ночь и туман были нашими самыми ценными союзниками.
Мне стоило бы ненавидеть Дамиена за принадлежность к Озаренным, но это было не так. Я его любила. Глубокий и замкнутый, злой и страстный, он был очаровательно не в себе. Его надломило еще сильнее то, что его магия стала ускользать. Ужасный звон в ушах, который он описывал как грозу внутри головы, был оборотной стороной его дара. По прошествии времени он появлялся все чаще, полнее, явственнее.
Он становился более резким. Его магия угасала и оставляла за собой пустоту, которую нечем было заполнить. Еда, напитки, я, опиум, работа по дереву, – ничто не помогало.
Я не присутствовала при убийстве первой. Мы поссорились, и я не заходила к нему почти неделю. А когда наконец зашла, он рассказал мне, что сделал с той девушкой за день до нашей встречи. «У меня было просветление в опиумном притоне, – сказал он. – И я нашел то, что дает мне почувствовать себя сверхчеловеком еще сильнее, чем слух».
Я не догадывалась, что он говорит об убийстве. «Кто хоть с каплей здравого смысла, даже в парах опиума, обратил бы внимание?» (Проницательные следователи могут узнать эти слова: я говорила их репортеру на условиях анонимности после смерти Дамиена.)
Его глаза были полны чего-то: озорства, удовлетворения, ненасытности. Он был вне себя от восторга, гордый тем, что видел ее в витрине морга.
Я разозлилась на него. Не за убийство девчонки – в Париже полно бессмысленных жизней, – а за то, что не взял ее кровь. Он лишил меня образца, избавившись так скоро от тела.
Я изучала работу отца годами и теперь обитаю в тщательно спрятанной лаборатории, которую он основал много лет назад [адрес вырезан]. Я стремлюсь усовершенствовать магию таким образом, чтобы никто не страдал так, как страдал Дамиен. Регулярные инъекции, думаю, лучше разового переливания.
Мне необходимы образцы для исследований. Дамиен предоставлял девушек, а я совершала опыты над собой с применением крови жертв. Мы сочетали его тягу к убийствам с моим желанием обрести магию. Мы выбирали тех, кого выбирали, потому, что они обладали каким-нибудь качеством, которым я хотела обладать.