– Эй, да о чем ты думаешь? – Джин вторгается в мои мысли. – У тебя такое лицо…

– Я думал о Катерине Соави, о той истории, которую ты мне рассказывала.

Джин смотрит на меня с удивлением:

– А почему ты о ней думал? При чем тут она сейчас?

На самом деле я чувствую себя виноватым; у меня такое чувство, будто я ей почти изменил, потому что думал о Баби и так явно, хотя и абсурдно, представлял ее сидящей со мной рядом. Но самое ужасное, что я даже не решаюсь сказать об этом Джин.

– Ни при чем. Она тут ни при чем. Но я думал о том, как сильно меня задела эта история.

Я рассказываю всем про Раффаэлло, про его поездку в Майами, про то, что он обнаружил, и про легенду о том, что он отправился путешествовать по Америке.

– Потом он вернулся в Италию и встретил какую-то женщину, и она от него забеременела. Он этого не хотел, но упрямо решил на ней жениться, одновременно как бы искупив грех отца, бросившего его мать, его самого и сестер. Раффаэлло хотел ему показать, что если кто-то делает ребенка, то он его не бросает. Правда, Джин? По крайней мере, так это я понял из того, что ты мне рассказала.

– Да, это так.

Я продолжаю:

«Но Катерина отказывается признать то, что произошло. И, хотя виновата она сама, она не успокаивается, хотела бы помешать этой свадьбе, получить прощение. Она думает, что они с Раффаэлло – идеальная пара, что она оступилась, но нельзя все вот так бросить. Но у нее ничего не получается, и все идет своим чередом. Раффаэлло женится, у него рождается ребенок, и в конце концов Катерине поневоле приходится все это принять. Тогда она уезжает жить за границу – может быть, потому что думает, будто так она будет страдать меньше, но это не так. Она толстеет, погружается в депрессию, подстригает волосы под ноль; ее уже не узнать. И вскоре уже кажется, что больше о ней никто ничего не знает, не получает никаких новостей. Может быть, какая-нибудь самая близкая подруга о ней что-то и знает, но, в любом случае, ничего не выходит наружу. Через какое-то время Катерина знакомится с другим мужчиной, и выходит замуж. Проходит несколько лет, и однажды им обоим случайно, по разным причинам, приходится вылететь в Лондон. Они садятся в самолет, и оказывается, что их места рядом».

Я обвожу их взглядом и замолкаю. Все захвачены моим рассказом, им любопытно, они жаждут узнать, чем все кончится.

Первой сдается Мартина.

– Ну и как? Что было потом?

Я улыбаюсь и смотрю на Джин. Она тоже улыбается. Она эту историю знает.

– А потом было то, что они бросили своих супругов и снова стали жить вместе. До этого у Катерины детей не было, а теперь их у них четверо, да еще ребенок Раффаэлло от первого брака. И они до сих пор вместе.

– Красивая история.

– Да.

– А она не выдуманная? – Маркантонио смотрит на меня с некоторым сомнением.

– Конечно, нет.

– Впечатляет. Но почему ты о ней вспомнил?

Джин смотрит на меня с любопытством: ей интересно, как я отвечу.

– Да, почему?

Она слегка прищуривается, но, как мне кажется, остается спокойной.

– Не знаю. Может быть, потому что я знал их, когда они были вместе. Или, может, потому, что однажды, еще до того, как все произошло, я обедал с ними именно здесь, в этой пиццерии.

Мартина пожимает плечами.

– А мне эта история кажется нелепой. Разве было бы не лучше простить Катерину? Ведь это Раффаэлло заварил всю эту кашу, завел ребенка с другой, а потом они сошлись снова. Он только потерял время.

Джин не согласна.

– Но она ему изменила.

– Если все из-за этого, то не нужно было мириться и потом. Разве нет? Или нет, погоди… – вмешивается Сильвио. – Может, им помогла судьба. Этот самолет, соседние места. И он понял, что наступил момент ее простить.

Мартина ему улыбается:

– Да-да, точно! – Внезапно она заводится. – На самом деле Раффаэлло понял, что он не мог ничего поделать и что, несмотря на то, что он убежал, все равно навсегда остался мужчиной той женщины.

Мартине нравится ее теория.

Джин решительно парирует:

– А ты бы согласилась с изменой?

Маркантонио берет свой бокал.

– Ну вот, так я и знал. Я ненавижу маринованные огурцы, но, хочешь не хочешь, они все равно достаются мне.

И он пьет. А я смеюсь.

Мартина задумывается, а потом отвечает:

– Может, да, а может, и нет, но я должна была бы найти в себе для этого силы.

Эле отзывается:

– Лучше уж нет, это ужасно, поверь мне.

– Да я это знаю, я тоже через это проходила. У меня был парень, и когда оказалось, что он мне изменяет, мне стало не по себе. А потом я поняла вот что: я его не любила по-настоящему, потому что не пришла в отчаяние. То есть на самом деле благодаря его измене я поняла, что встречалась с ним потому, что он мне нравился, но это не была любовь с большой буквы, понимаете? Потому-то я его и бросила – а не потому, что он мне изменил.

Внезапно над столом повисает тишина. К счастью, приносят пиццу.

– «Маргарита» с моцареллой и помидорами.

– Это мне!

– «Маргарита» без помидоров с белыми грибами.

– Это мне. А еще пива мне принесете?

– Да, конечно.

Мы все начинаем есть – все, кроме Мартины, которая уже поела свой салат. Однако этот рассказ словно оставил после себя вопрос, которым, я уверен, втайне задаемся мы все: «А Маркантонио – не та ли эта любовь с большой буквы?»

Я смотрю на него. Он отпивает немного пива, потом встречается со мной взглядом и фыркает, ставит пиво на стол и вытирает рот.

– Ладно-ладно, я отлично понимаю, что вы хотите узнать. Ну хорошо, тогда я вам отвечу. Нет, я не любовь с большой буквы, понятно? Но, если что, с большой буквы «М», потому что меня зовут Маркантонио. Правда же, сокровище?

Мартина смеется.

– Нет-нет, ты с большой буквы «Л»; дело в том, что ты боишься.

Эле, воспользовавшись случаем, говорит:

– Ага, я с тобой согласна: он трус!

Но больше они ничего не говорят, только обмениваются взглядами. А потом все мы снова беремся за еду. И разговор переходит на другие темы. Мы говорим о последних увиденных фильмах, о кое-каких неплохих спектаклях, поставленных недавно, о приятельнице, вернувшейся из отпуска, о новой парочке, о тех двоих, которые поссорились. Я слушаю их спокойно. Но внезапно мне вспоминается эта фраза Мартины: «Он понял, что не мог ничего поделать и что, несмотря на то, что он убежал, все равно навсегда остался мужчиной той женщины».