– Ты прав, извини. Это у меня от стресса. Может, гормоны; может, это из-за них я начинаю терять мое обычное душевное равновесие. Или это волнение перед свадьбой.

Я ей улыбаюсь.

– Или и то, и другое.

– Это да. Так, значит, и ты меня немного оправдываешь…

– Немного много.

Фаррелл Уильямс поет последнюю строчку. Вот теперь-то, наконец, песня снова соответствует атмосфере в машине.

Потом Джин, по-прежнему улыбаясь, задает мне другой вопрос:

– Так ты бы мне рассказал все-все? Даже если бы поговорил с бывшей или увидел ее?

– Конечно. Почему бы нет?

– А если бы ты встретил Баби, ты бы мне об этом сказал?

Мда, в такие моменты совсем мало времени, чтобы подумать. Если будешь тянуть, ты пропал. Если говоришь неправду, а на самом деле она тебя спросила об этом нарочно, потому что уже все знает, ты пропал. Если же, наоборот, она ничего не знает, но ты ей об этом скажешь, потому что хочешь быть искренним, то и в этом случае ты пропал. Значит, как бы оно ни обернулось, ты пропал. Но время вышло.

– Так и она тоже моя бывшая.

– Да, но ты мне не ответил.

– Я ответил тебе раньше; я тебе сказал, что если бы я поговорил с бывшей или ее встретил, то я бы тебе об этом рассказал.

– Будь точнее. Я спросила: «Если бы ты встретил Баби, ты бы мне об этом сказал?»

– Да, я бы тебе об этом сказал.

Я чувствую, что мое сердце забилось сильнее, пульс участился и я покраснел. Надеюсь, что в темноте это не заметно. Джин смеется.

– Ты так долго думал, как ответить на мой последний вопрос.

– Неправда. Я отвечал на вопрос про бывшую и не понимал, что конкретно ты хотела сказать.

– Послушай, Манчини, я тебе уже говорила: нам повезло, что с нами случилось что-то великолепное, прекрасное, неповторимое… Не разрушай этого.

Мы подъехали к дому. К счастью, сразу находится место для парковки. Так что я останавливаю машину и глушу мотор. Потом мы выходим, и я вставляю ключи в замочную скважину калитки.

– Эй, Манчини!

– Что такое?

– Повернись ко мне. – Джин пристально на меня смотрит. – Учти, я это знаю. Я знаю все.

Мне кажется, что я вот-вот упаду в обморок. Черт, да откуда она об этом узнала? А, так ей рассказала секретарша, эта гадина, снова клюнула на деньги! Или нет: кто-то, кто видел нас на выставке. Нет, это Ренци, Ренци проговорился! Да нет, не может быть, не верю, не могу поверить: это ей сказала Баби, Баби собственной персоной! Невозможно. Впрочем, кто бы ей это ни сказал, я пропал. Но теперь-то что делать? Как теперь из этого выпутаться? Уходить в сторону, отрицать.

– А что ты знаешь? Там нечего знать.

– Да что ты говоришь? Разве?

– Конечно, нечего.

– Учти, я тоже видела, как Маркантонио и Эле целовались! – И она весело смеется. – Какие они дураки! Как ты думаешь, они будут опять вместе? Ты бы мне про это рассказал?

– Я тебе все рассказываю… Надо только дождаться нужного момента.

Мы входим в лифт, и только там, взглянув на себя в зеркало, я замечаю, как вспотел.

Десять утра следующего дня.

Войдя к себе в кабинет, вижу на письменном столе несколько свертков и сразу же пугаюсь.

– В чем дело? Кто сюда заходил?

– Спокойно, спокойно, это был я.

Это говорит Джорджо, входящий в кабинет из коридора. Он кладет руку мне на плечо и улыбается.

– Круассаны, булочка с кремом, маритоццо со взбитыми сливками из кондитерской Реголи, все самое вкусное для утра, которое начинается, как положено!

– Прекрасно! Ну и чему я обязан таким милым сюрпризом?

Я сажусь за письменный стол и замечаю, что на нем еще и термос.

– А это что?

– Свежий капучино без сахара. Но если хочешь с сахаром, вот пакетики.

– Джорджо Ренци, чем больше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься. Но ты мне так и не объяснил, с какой стати все это.

– Садись, завтракай на здоровье, наслаждайся круассаном или тем, что тебе больше нравится. А я пока приготовлю тебе капучино. Без сахара, да?

– Точно.

Он спросил, но я уверен, что он прекрасно знал ответ; у него даже не было сомнения. Время от времени Джорджо хочется, чтобы я думал, что он может ошибиться, но я-то знаю: это не так. Или мне просто нравится так думать. Я выбираю изумительный маритоццо со сливками, а он ставит передо мной чашку. Я вытираю рот и пробую капучино. Смакую его, и вижу, что Джорджо довольно на меня смотрит.

– Когда ты хочешь, то всегда наготове, – улыбаюсь ему я. – Что бы ты ни сказал, знай: мне уже приятно. В жизни есть моменты, которые хороши своей неожиданностью. Это один из таких моментов, спасибо тебе.

– Ты меня так растрогал, а новость, может быть, не окажется на уровне твоих комплиментов!

– Сейчас мы похожи на двух влюбленных.

– А вот этого лучше не надо.

– И правда.

Мы смеемся, Джорджо садится напротив меня, наливает себе немного капучино и сообщает мне новость:

– Ну вот мы и в мире сериалов. «Радиолав» приняли; мы в игре. Будем делать его для «Рэтэ»; они дали добро на двадцать четыре серии, которые со следующего сезона будут выходить в эфир сдвоенными!

Я присвистываю.

– Фантастика! Вот так новость! Кто тебе ее сообщил? Это точно? Кто сказал, что наш проект прошел?

Джорджо берет папку и кладет ее передо мной на стол. Открываю ее, пока он продолжает объяснять.

– Договор подписан вместе со всем планом производства. Как только будут готовы сценарии, можем начать съемки. – Он указывает на листок. – А это договор, после подписания которого можно будет начать съемки.

Я смотрю на цифры и не верю своим глазам.

– Больше шестисот тысяч евро за сценарии?

– Да, я запросил много, потому что самое важное – сюжет. Если сюжет захватывающий, то сериал не может не понравиться зрителям, даже если режиссер ошибется. Но если неудачным будет сценарий, то, даже если ты Феллини, то рискуешь снять провальный фильм.

Я растерян.

– Мне все это кажется невероятным. У меня только один вопрос: «Как тебе удалось?»

– У нас был хороший продукт.

– Но этого мало.

Джорджо мне улыбается.

– Верно, у нас было еще несколько карт.

– И этого недостаточно.

– Ну хорошо, значит нам повезло. Пирожок выбыл из игры.