– Живо, – бесновался Свин, сдирая с меняджинсы. – Дайте ей Глафирин комбинезон. Так, натягивай, дура.

– Зачем?

Потная ладонь хлестнула меня по щеке.

– Молчать! Одевайся!

Испугавшись, я в мгновение ока нацепила одно из концертныходеяний певицы.

– Теперь парик, здорово! Намажьте ей морду,погуще, – командовал Свин, – ресницы наклейте, губы, губы поярче,классно. Значит, слушай, киса, пойдешь вместо Глафиры.

Я отшатнулась.

– Свин! У тебя воспаление мозга началось? Я совершеннопеть не умею!

Продюсер вцепился в мою шею:

– Молчи, котя, и запоминай. Петь тебя никто не просит,пойдет фонограмма. Твоя задача попрыгать, поскакать, помнишь, как это Глафираделает?

– В общем, да.

– И ничего трудного, – влез Ванька, – она неПлисецкая, и тут не Большой театр, никто Кармен-сюиту не ждет. Улыбочка доушей. Главное, не забудь, когда появишься на сцене, громко крикнуть в микрофон:«Добрый вечер! Глафира с вами!»

– Но голос-то у меня другой, – слабосопротивлялась я.

– А никто не заметит, – рявкнул Свин, – нашизавсегда одним поют, другим разговаривают! Слова песни «Прощание» знаешь?

– Да, сто раз их слышала.

– Супер, будешь просто пасть под фоно разевать, небоись, никто не заметит.

– Я не актриса…

И тут Свин со всего размаха толкнул меня на стену.

– Больно! – взвизгнула я.

– Будет еще хуже, – зловеще пообещалпродюсер, – вот узнают менты про тебя правду… Выручишь нас – одинразговор, получишь много всего хорошего, заерепенишься – пеняй на себя, котя!

И что мне делать?

Я кивнула:

– Хорошо.

– Молодец! – воскликнул Свин. – Теперь курсмолодого бойца. Ничего не бойся, в зал не смотри, все равно, кроме VIP-ряда,никого не увидишь, ни на что не реагируй, разевай рот. Еще имей в виду, рука,которой держишь микрофон, должна двигаться одновременно с головой. Смотри незабудь, иначе глупо выйдет, усилитель звука слева, морда справа. Живо,накладывайте грим до конца, густо!

Легкие, холодные пальцы стилиста Сергея забегали по моемулицу. Я невольно позавидовала юноше, он постоянно работает с Глафирой, приводитв нужный вид лица участников группы, но ни разу, никогда я не слышала от парняни словечка, словно он немой. Сергей живет в своем мире, в этом он толькозарабатывает себе на хлеб.

– А вдруг зрители поймут, что перед нимиподмена? – внезапно испугалась я.

– Никто ничего не заметит, – сказал Костя.

И тут в гримерку вошли врачи: мужчина и две девушки. Однадевица открыла железный ящик с лекарствами, доктор присел около хрипло дышащейРиты, вторая же медичка, с виду совсем девочка, разинув рот, стала наблюдать задействиями Сергея. Наконец гример похлопал меня по плечу.

Я встала.

– Ой, – отмерла фельдшерица, – вы Глафира?

– Естественно, – быстро сказал Свин, – кто жеще?

– Пожалуйста, дайте автограф, сейчас бумажкунайду, – занервничала девочка, – я прямо тащусь от вас!

Ванька хохотнул и вытащил из сумки диск.

– На. Совсем свежий, им еще даже пираты не торгуют.

– А она может расписаться? – нылафельдшерица. – Вот тут, сбоку!

Старательно удерживая на лице улыбку, я взяла пластмассовуюкоробочку, открыла и изобразила некую загогулину, весьма похожую на ту, которуюРита ставит на билетах, программках и фотографиях, подсунутых ей фанами.

– Ну класс! – зашлась от восторга фельдшерица. –Наши от зависти лопнут, а можно с вами сфотографироваться? Пли-и-из!

– Катя, – сердито сказал врач, – а ну идисюда.

– Двигаем, – велел Свин и пнул меня в зад.

Окруженная музыкантами, я доползла до кулисы и замерла впроходе. На сцене извивались и орали «Лисички».

– Страшно? – шепнул Ванька.

– До жути, – тихо ответила я, – у тебяимодиума нет случайно? Что-то с желудком у меня не очень.

– Ща, – кивнул музыкант и исчез.

Я закрыла глаза. Господи, ну за что мне это испытание?Сейчас запнусь, упаду, из зала понесется свист, полетят гнилые помидоры…

– На, – проговорил запыхавшийся Ванька, –пей.

Я бросила взгляд на большие розовые капсулы.

– Это что?

– Классная штука – не сомневайся, сам принимаю, давайглотай, сразу три, мигом полегчает.

Я машинально положила лекарство на язык.

– Запей, – велел Ванька, подсовывая мне бутылку.

Внезапно в голове взорвалось фейерверком воспоминание. Япринимаю лекарство, иду к машине, начинаю падать. Боже, кто мне дал капсулы?Лена? Лена Горбунова, она моя…

В эту секунду мимо пронеслись вспотевшие «Лисички», и Ванькасильно толкнул меня.

– Пора, шагай, ныряй, словно в воду.

Я оказалась на краю огромного пространства. Справа зиялатемная яма, слева виднелись музыканты, посередине пусто, лишь яркий слепящийсвет.

– Ла-ла-ла, – ударила по ушам музыка, –ла-ла-ла, у-у-у, – загудело из ямы, – у-у-у!

– С нами Глафира, – заорал кто-то, вроде быВанька, – сейчас она вас поприветствует.

Мгновенно вспомнив инструктаж, я поднесла ко рту микрофон.Черт возьми, если не умеешь плавать и свалился за борт, греби изо всех силлапами, авось спасешься. Давай, милая, ты – Глафира. Неужели ты не сумеешьобмануть всех? Неужто ты такая бесталанная каракатица, действуй, не стой.

Я бросилась вперед и заорала:

– Привет! Глафира с вами!

– Вау-у-у-у, – рокотом ответила публика.

И тут на меня стеной пошла жаркая волна. Люди, заполнившиезал, испускали невероятную, плотную, явственно ощутимую энергию. Ее было такмного, что меня просто захлестнул этот поток, поднял, закрутил, поволок. Моя рукасама по себе, не повинуясь хозяйке, поднесла к губам микрофон. Из динамиковполился чистый, звонкий голос Риты:

– Когда проснешься ты под утро…