– Садись на кровать, – неожиданноласково перебила ее Ника, – в ногах правды нет.

В избушке они провели несколько часов.

– Мы не можем поддерживать с тобойдружбу, – спокойно объясняла Ника, – на карту поставлено будущееМадо, да и наше тоже. После ареста Леонида и Аллы все залегли на дно, я не знаюостальных членов группы, у нас была строжайшая конспирация. Информацией вполном объеме владел лишь Зорин, но он, похоже, никого не выдал, наверное, онис Аллой приняли яд. Первое время после ареста профессора я тряслась от ужаса,мне идея делиться с Западом секретами никогда не нравилась, но Игорь, мой муж,был иного мнения, он фанатик и, как мне кажется, вновь… Но сейчас речь одругом. Нас допросили, вызвали не в КГБ, а в обычную милицию и задали вопросы,очень простые, вроде такого: «Зорин с женой погибли в горах, как вам кажется,нет ли в их кончине чьего-нибудь преступного замысла?» Мы с Игорем ответилиодинаково: «Учились у профессора, но после завершения занятий более с ним невстречались. Работали в разных местах, абсолютно не пересекались ни в какихсферах. Зорин старше по возрасту и значимее по статусу, о каких близкихотношениях может идти речь?»

Гостевых отпустили, а через день Ника поняла:за ними следят. Супруги сделали вид, что ничего не заметили. Спустя энное времянаружное наблюдение сняли, но Гостевы не расслабились ни дома, ни на работе.Пара вела себя умно, с упоением ругала отечественную обувь и восторгаласьтоварами западного производства. Полное обожание всего советского могло вызватьподозрение, нормальный человек тех лет мечтал о югославской мебели, болгарскойдубленке, чешской люстре из хрусталя и сервизе «Мадонна», произведенном вбратской ГДР. Вот Гостевы и «косили» весьма удачно под обычных обывателей.Поругались они лишь один раз, когда Ника начала уговаривать Игоря взятьмладенца Зориных.

– Никаких подозрений не будет, –забыв о предосторожности, говорила Вероника, – мы давно стоим в очереди наребенка. Всем известно, что здоровые младенцы-сироты от нормальных родителейредкость. Сильвия говорит, будто на данном этапе в московских приютах такойребенок только Нина. Мы берем девочку, она одна, выбирать не из кого. Всеобъяснимо. И потом, по документам фамилия ее Шульгина.

Ника уламывала мужа долго, Игорь остерегалсябрать дочь Зорина, но в конце концов дрогнул и дал свое согласие.

– Мы назовем девочку Мадлен, –сказала Ника.

– Идиотское имя, – вскипел Игорь ипоежился от ветра. Супружеская пара, постоянно боявшаяся слежки, приобрелапривычку все серьезные моменты своей жизни обсуждать на улице, на набережнойМосквы-реки.

– Вовсе нет, – вклинилась я врассказ Ани, – один раз они все же потеряли бдительность и бурноповздорили дома, не зная, что скандал происходит в присутствии Насти, лучшейподруги, ставшей почти родственницей.

– И на старуху случается проруха, –кивнула Аня. – Наверное, их в то время ни в чем не подозревали и непрослушивали квартиру. Да и техника была иной. Насколько знаю, всякие тамзаписи велись через телефон. Он работал как микрофон, даже когда трубка лежалана рычаге, но стоило вынуть шнур из розетки, и «слухачи» лишались ушей.

Я глянула на Аню.

– Мой отец был тоже ученый, в погонах сбольшими звездами, он работал на оборону, очень хорошо помню, как иногда они смамой зачем-то клали подушку на телефонный аппарат. А потом один раз, поздновечером, пришел мужчина и сделал нам штекер на провод. Родители получиливозможность отключаться от сети, но это было тайной. Мне строго-настрогозапретили рассказывать кому-либо о новом устройстве. Может, нечто подобноеимелось и у Гостевых? Хотя не помню, когда в СССР появились импортныетелефонные аппараты? Их-то можно было спокойно отсоединять.

– Не заморачивайся ерундовойпроблемой, – вернула меня к основной теме беседы Аня. – Игорь былпротив имени Мадлен, но Ника вновь настояла на своем. Всем окружающим,удивленным столь необычным выбором, Вероника говорила:

– Я обожаю книги Бальзака, а там естьгероиня Мадлен.

На самом же деле Ника решила таким образомсохранить память о Зорине и Алле. Первый слог «Мад» – это начало фамилии роднойматери – Мадина, а второй, «Лен», – намек на имя отца – Леонид. Вот почемуНина, утратив свое собственное имя, не стала какой-нибудь там Таней, Леной,Наташей…

– Я обязательно расскажу дочериправду, – объясняла Ника Ане, – поэтому и назвала так девочку. Нопока невозможно ей открыться, Мадо еще мала. А твое появление в нашей семьемигом возбудит подозрения у соответствующих структур. Умоляю, оставь нас впокое. Если КГБ поймет, что Валентина обманула всех, что ты родная дочьЛеонида, что мы неспроста взяли Мадо, знаем, чья в ней течет кровь, то плохобудет всем!

Аня молчала. В словах Ники был резон. Но… Содной стороны, Амалия понимала: следует навсегда исчезнуть из жизни Гостевых, аесли посмотреть с другой – она лишалась всякой надежды воссоединиться ссестрой. В конце концов Аня дала Нике честное слово в течение десяти лет не приближатьсяк Мадо.

– Это же не навсегда, – попыталасьутешить девушку Вероника, – надеюсь, красных цветов не будет икогда-нибудь…

– Каких цветов? – изумилась Аня.

Ника с явной неохотой пояснила:

– В нашей группе существовал сигналопасности. Если тебе передадут бумажку, а на ней нарисована ярко-краснаяромашка, это означает, что дело плохо, мы под колпаком, надо заметать следы.Когда исчезли Леонид и Алла, кто-то положил мне в сумку такое оповещение. Незнаю имени того человека и не понимаю, где его встретила. Может, в магазине, вочереди? Анечка, ради общего спокойствия сиди тихо!

Амалия уехала домой и целый месяц держаладанное слово, но потом не утерпела, взяла бинокль и отправилась на хорошознакомый чердак. «Я обещала не подходить к ним, не лезть с дружбой, нопосмотреть-то издали можно, – оправдывала она себя. – Ничего плохогоне делаю, никому не мешаю, никто меня не заметит».

Амалия поднялась на чердак, но вынуть оптикуне успела – на лестнице послышались шаги, потом заскрипела дверь, открывавшаявход в подкрышное пространство… Аня особо не испугалась, на чердак иногдазаходили жильцы, в основном женщины, которые развешивали там белье, у швеи наэтот случай имелось укрытие. Вот и сейчас Анечка живо скользнула за старый шкафи притаилась. Незаметно выглянув, девушка увидела того, кто пришел, – нететку с тазом мокрых простыней, а довольно молодого, крепкого мужчину, которыйвстал у окна, лицом к стеклу. Анечка боялась пошевелиться. Некоторое время начердаке стояла тишина, потом незнакомец вдруг произнес:

– Пятый первому, прием…