Опустошенный автомат я оставил, даже не взял у второго,позарившегося на высокие оклады и романтику. У него из сумки косо торчали ещедва запасных рожка, зачем-то перевязанные изолентой.

Вторая половинка широкой двери изрешечена пулями так, чтостала ажурной, как вологодские кружева. Я поднял свою жабу, все не могурасстаться, перешагнул труп, в коридоре ощутил, как кровь застывает вразгоряченном теле. Когда я палил, не в силах остановиться, то нашинковалпулями и двоих, что профессионально стояли за дверью, прикрывая первого.

Кровью были забрызганы стены, залит пол. Один еще был жив,пробовал отползать, но из перебитого пулями тела хлестали струи толщиной впалец. А где же ваши бронекостюмы, парни, подумал я со стесненным сердцем.

Десантник уперся головой в стену, но руки еще судорожнодвигались, то ли полз, то ли уже плыл. Его голову обтягивала черная маска,теперь я был рад, что не вижу лица, а то, если окажется не матерый волк, всезнающий и все повидавший, а молодой парень, до конца жизни буду видеть егоукоряющие глаза.

С бронежилетами в порядке, понял наконец, вот какаянеобъятная фигура. Только в руках у меня был не автомат, а бронебойноестрашилище, танки бы им подбивать...

Я поспешил по коридору, чувствуя и стыд, что грязной обувьюпо теплой человеческой крови, и желание поспешно пошаркать подошвами о чистыйковер.

Точно, стекла тройные. Для звукоизоляции, как я слышал, идля поглощения шума. Ну, тут вряд ли шум, разве что изнутри надо заглушатькрики, но такие стекла, наверное, и прямое попадание пули не заметят.

Я быстро мазнул ладонью по выключателю, пусть кондишенотдохнет, на кухне открыл все газовые горелки на полную мощь, прислушался кровному ядовитому шипению. Теперь надо уносить ноги.

За окном темнела громада автомобиля. Того самого, на которомменя привезли. Огромный, черный, вместительный, с черными стеклами. Опять же,настолько не разбираюсь в автомобилях, что не могу отличить мерс от бээмвэ, темболее, не прикасался к рулю.

Ощущая страшную беспомощность, я начал прокрадываться вкоридор. В руках кроме жабы держал пачку с сахаром, захватил со стола. Из-заповорота падала тень, я понял, что парень стоит ко мне спиной, смотрит черезокошко в сад.

Это только человек, напомнил я себе. А я тоже человек. Онмоложе и сильнее, потому уверен в себе настолько, что готов советовать, какизлечить рак, освоить космос, провести реформу денег. К тому же знает, что я вкомнате с его грозным полковником, бывшим чемпионом страны по кикбоксингу.

Я вскинул жабу над головой. Звук удара был резок, Кречет несовсем прав, человека тоже бить жалко, что-то неправильное, будто одна частичкакрови сжирает другую, но лучше все-таки пусть сожрет та, что более разумная, яотступил, дал телу упасть, переступил и выбежал на крыльцо.

Машину, у счастью, в гараж не загоняли. То ли меня повезутдальше, то ли кто-то вот-вот уедет, я быстро и ловко, как механик,обслуживающий профессиональные гонки, откинул капот машины. Но на этом моипознания кончились. С трудом отыскал крышку на баке, к счастью, другой простонет, высыпал сахар. В детстве читал, что так от погони спаслись не то детикапитана Гранта, не то красные дьяволята.

Пачку не бросил, скомкал и сунул в карман. Запоздаловспомнил, что неплохо бы захватить ноут-бук, там могут оказаться интересныеданные. Поколебался, махнул рукой, почти бегом вернулся, ухватил, сладковатыйзапах газа щипал глаза и сжимал грудь.

Когда я подбегал к выходной двери, десантник, которого язвезданул бедной жабой, внезапно зашевелился, застонал. Его рука замедленнодвинулась к голове, но отыскал ее только со второй попытки. Глаза с трудомнашли меня, направленный ему в лицо пистолет он игнорировал:

– Чем ты меня саданул?

Он оглядывался совсем обалдело. Похоже, на занятиях емуобъяснили, что бить будет только он, а остальные будут падать и жалобно вопить.

– Жабой.

Он пробормотал, перекашиваясь, словно отражение в кривомзеркале:

– Ничего себе жабы пошли... Я уж думал, гранатарванула. А что же случилось с нашими каратэ, кун-фу?

– То же, – объяснил я любезно, – что и сдзю-до, джиу-джитсу, кетчем. Парень, ты вляпался в плохое дело.

Он смерил меня все еще мутным взглядом, но когда его глазаскользнули по моей разбитой скуле, в глазах появилось сомнение:

– Я видел вас по телевизору. Или то были не вы? Вы изкоманды президента. Наверное, начальник охраны?

– Меня захватили и привезли сюда как пленника. Значит,здесь измена.

– Ого!

– Выбирай, – предложил я. – Либо я тебя свяжуи оставлю здесь... убивать не буду, так что выбирать можешь свободно... либо тыуходишь со мной. Честь ладно, но спасешь хотя бы шкуру.

Взгляд его чуть прояснился, хотя весь перекашивался от болив голове. Похоже мозги у него все же были, иначе что там сотряснулось.

– Особые агенты зря не убивают, – пробормоталон, – так что я не из страха... Просто это похоже, как тогда ГКЧП... япацаном бегал защищать Белый Дом... Что прикажете делать, сэнсэй? Или лучше васпо званию?

– По званию не нужно, – торопливо сказал я, онпонимающе кивнул, явно расценил как сверхвысшую группу секретности, –водить, надеюсь, умеешь?

– Первый класс!

– Подгони-ка вот тот газик, – велел я. – Делосделано, надо убираться.

Он оглянулся, но в доме было тихо. Плотно заделанные окна непропускали не только воздуха... или газа, но и треска автоматных очередей..

– Погони... не будет?

– Не будет, – успокоил я.

– Понятно, – прошептал он. Посмотрел с боязливымуважением, кивнул робко на мощный автомобиль с черными стеклами, в котором меняпривезли.

– Прикажете взять этот?

– Не стоит.

Он осмелился сказать робко:

– У бээмвэ мотор мощнее. Нас догонят. Или будетеотстреливаться? Конечно, с вашим умением...

Я отмахнулся с великолепным благодушием:

– Футурология против убийств без необходимости. Ониведь просто работают. Как и мы. Пусть гонятся.

– Но...

– Через две сотни семнадцать метров, – объяснил яснисходительно, – мотор заглохнет. И что бы ни делали...

– Понял, – сказал он виновато. – Ониостанутся живы.

Да черт с ними, подумал я, нам бы остаться.

Парень быстро завел машину, лихо подогнал к дверям. Я влезна заднее сидение, тяжелый автомат оттягивал руки. Парень озабоченнооглядывался, явно порывался спросить, не ранен ли я, но не мог же я сказать,что просто запыхался, сердце вот-вот выскочит, уже тяжело таскать собственныеуши, а тут еще этот автомат, рожок с патронами.