Накануне краха Австро-Венгрии на нынешних хорватских территориях (население 3,5 миллиона человек) проживали 130 тысяч немцев, 100 тысяч венгров, почти 50 тысяч чехов, 20 тысяч словаков. Примерно пятую часть населения составляли сербы. В конце 1940-х, когда хорватскими стали некоторые области, входившие в межвоенный период в состав Италии, гражданами социалистической республики считались 75 тысяч итальянцев. Единая страна складывалась из региональных кусочков постепенно, в результате непростых политических процессов, сочетавших в себе противоположные тенденции сближения и размежевания разных народов и групп населения — и близких между собой в этническом и языковом отношениях, и друг от друга далеких.

Войны и волны массовых переселений постоянно корректировали этнические карты, просеивали Балканы сквозь национальное сито все с более и более мелкими ячейками. «Собирание» нации оказалось непростым еще и потому, что пути развития отдельных хорватских территорий — Загреба и Загорья (ядро области, считавшейся собственно Хорватией), Славонии и теперешней Воеводины, находившихся под влиянием Венгрии и Сербии, итальянизированных Далмации, Истрии и Кварнера, живущей по законам наследственной солдатчины Военной Границы, — вышли очень уж разными. Сложить мозаику в хорватский рисунок было трудно. Некоторые населенные хорватами (или населенные отчасти хорватами) районы — Западная Герцеговина, Босанская Посавина, Которский залив, Восточный Срем — по разным причинам остались вне границ современного «материнского» государства. Единственный период, когда это государство хотя бы формально объединяло почти все земли, которые в хорватском коллективном создании принято считать «своими», пришелся на несчастливое время НГХ, стопроцентно зависимого от старших партнеров по Оси и поделенного ими на немецкую и итальянскую зоны влияния.

Многовековое давление Османской империи с юго-востока на северо-запад Европы промяло в границе современной Хорватии огромную дугу. Из Осиека, главного города области Славония, до административного центра крайнего юга страны, Дубровника, — примерно 350 километров свободного птичьего полета, если двигаться напрямую, через Боснию и Герцеговину. Строго вдоль хорватской границы птицы не летают, но если зачем-нибудь все же полетели бы, то почти удвоили бы протяженность маршрута.

В новых условиях, в 1990-е годы, районы компактного проживания сербов в Далмации, Кордуне, Лике, в Бановине и Славонии при открытой поддержке националистов из Сербии и соучастии белградских властей стали оплотами сепаратизма: когда Хорватия провозгласила независимость, так называемая Республика Сербская Краина объявила о своем выходе из состава Хорватии. Местные сербы традиционно «держались» за Югославию, а институты федеративной государственности — полицию, армию, партийный и административный аппарат — считали залогом безопасности и равноправия. Началась война, которой в Хорватии присвоили статус отечественной и которую в этой стране считают прямым результатом сербской агрессии. Как раз в ту пору — хотелось бы верить, что такое случилось последний раз в истории, — и были прерваны прямые линии коммуникаций на западе Балкан, оставшиеся доступными только для птиц.

Сербский мятеж продлился пять лет, пока не был сломлен хорватской военной силой и погашен усилиями международных посредников. Мне доводилось работать по обе стороны линии фронта, разное повидать, беседовать там со всеми, кто только соглашался со мной говорить, — и с генералами, и с рядовыми, и с националистами, и с пацифистами, и со священниками, и с тюремщиками, и с гражданскими, и с военными; присутствовать на медальных парадах и переговорах о перемирии; осматривать боевые позиции и попадать под обстрелы, а потом в обозе хорватской армии объезжать городки и села, брошенные бежавшими в страхе перед репрессиями сербами. Накопилось немало драматических репортерских воспоминаний, неутешительный набор батальных картин, и вот его горестные фрагменты: простреленный танковым выстрелом дорожный указатель Beograd на соединяющей сербскую и хорватскую столицы автостраде; памятник в Пакраце героическому партизану Второй мировой, бронзовое горло которого вырвано осколком снаряда новой войны; чашки с остывшим чаем в сербском доме в Слуне — хозяева оставили свое жилище, не успев закончить трапезу…

В результате вооруженного конфликта 1991–1995 годов численность сербов в Хорватии сократилась почти втрое, с 12,1 до 4,3 % населения. Самый острый вопрос отношений с национальным меньшинством оказался урегулированным жестким образом: в связи с фактическим упразднением собственно меньшинства в качестве заметной политической силы. Эмпирическим способом подтвердилось, что военные способы разрешения территориальных и иных противоречий и в наше время оказываются действеннее и эффективнее мирных: границы определяются по результатам боевых побед, посредством этнических чисток и массовых переселений. Этому в XX веке научил не только опыт двух мировых войн — именно так случилось на излете столетия и в Боснии и Герцеговине, и в Хорватии, и в Косове.