в изумленном восхищении сообразил, что Зельда нажала на газ. Человек в маске с коротким криком отшатнулся в сторону, разминувшись с прянувшей вперед машиной на несколько дюймов, мы пронеслись мимо и помчались дальше, петляя вслепую, едва вписываясь в повороты, по-прежнему пригнувшись, чтобы избежать пули, – едва разбирая дорогу.

Мы миновали с полдюжины поворотов и все еще мчались на скорости сорок миль в час, когда я наконец смог перевести дух и прохрипеть:

– Как ты рванула!

– Да, – кратко выдохнула Зельда.

– И совершенно правильно сделала, но вот я бы, наверное, непроизвольно сбросил скорость.

– Я не собиралась нажимать на газ, – ни с того ни с сего созналась она. – Я хотела остановиться, но перепутала педали и нажала не на ту.

Мы рассмеялись и заговорили с лихорадочной быстротой – натянутые нервы понемногу отпускало. При этом вокруг сгустилась непроглядная тьма, до Ричмонда было далеко, а когда я обнаружил, что в баке всего галлон бензина, я вновь ощутил ту же ноющую пустоту внутри. Бесплотные призраки предыдущего часа уступили место образам негров-убийц, что скрываются в бездонных болотах, и ограбленных путников, которые плавают лицом вниз в черных прудах. Я отчаянно сожалел, что не купил револьвер в Вашингтоне.

Подсветив фонариком, я взглянул на карту в путеводителе. Судя по всему, между нами и Ричмондом имелся единственный населенный пункт, крошечная точка, носившая к тому же зловещее название Ниггерфут. Ну ладно, пусть там не будет ни школ, ни церквей, ни торговых палат – пусть там будет заправочная станция!

Через десять минут Ниггерфут показался – в виде пятнышка света, которое постепенно разделилось на пяток желтых окон сельской лавки. Подъехав ближе, мы начали различать внутри приглушенный гул многих голосов. Взвинченное состояние, в которое повергли нас события последних часов, не способствовало желанию останавливаться – вот только выбора у нас не было. Я съехал на обочину, и к нам немедленно присоединились два пожилых негра и четверка негритят, у которых я затребовал бензина. Они, в свойственной их расе манере, попытались уйти от прямого ответа: место, где дают бензин, уже закрылось; бензина вообще здесь нигде нет.

Они качали головами. Они бормотали меланхоличные, невнятные отказы. По мере того как я свирепел, их упрямая глупость не испарялась, а скорее туманилась: один из стариков растворился в темноте и явился с каким-то желтым типом вменяемого возраста. Воспоследовали дальнейшие препирательства, и наконец один из мальчишек угрюмо поплелся куда-то искать ведро. Когда он вернулся, второй мальчишка утащил ведро куда-то вдоль дороги, а четверть часа спустя совершенно неведомый мальчишка явился с тремя квартами бензина.

Я же тем временем зашел в лавку за сигаретами и тут же окунулся в миазматическую атмосферу, которая произвела на меня яркое и незабываемое впечатление. Я и сейчас отчетливо вижу внутренность этой лавки: то ли оргия, подогретая парами самогона, то ли игровой угар после получки, то ли что-то куда более зловещее, а может, и не зловещее вовсе. Кроме того, я так и не понял, был ли обслуживший меня человек белым или чернокожим. Точно знаю одно – лавка была буквально набита неграми, и нравственно-физическая аура, в которую я попал, показалась мне удушающей и непристойной. Я был страшно рад выбраться наружу, в жаркую тьму, где уже взошла Луна и показался в виду носитель бензина, а два пожилых негра визгливыми отрывистыми возгласами изумлялись размерам и грохоту мотора нашего «экспенсо».

Ближе к девяти дорога сделалась твердой и гладкой, а потом в сознании нашем затрепетали огоньки, и вот наконец город, ставший средоточием четырех лет кровопролития, обступил нас со всех сторон.

Мы выяснили, что въехать в Ричмонд совсем не так просто.[450] Город окружали непреодолимые преграды. Улицы, в которые мы тыкались, находились на всевозможных стадиях ухабистого ремонта и были расцвечены романтичными красными фонариками – просто какой-то кротовий карнавал. Я начал было думать, что укрепления, возведенные здесь во время приступа 1865 года, так и не снесли и они по-прежнему мужественно отражают нашествие янки, – но вот укрепления все же расступились и позволили нам достичь нашей неизменной цели, Лучшего Отеля в Городе…

– Добрый вечер, – произнес я торопливо, обращаясь к портье. – Мы едем из Коннектикута, и нам нужен номер с ванной. – Я заискивающе улыбнулся. – Нам обязательно нужна ванна с номером.

Речь эта в общих чертах повторяла ту, которая некогда обеспечила нам доступ в «Нью-Уиллард». Здесь она тоже сработала, и даже более того: нам дали номер для новобрачных, громадное и громоздкое сооружение, тоскливое, будто гробница промышленника. Пока в ванну лилась вода, мы обсуждали прошедший день. В этот день мы миновали всего один штат – а точнее, округ, однако преодолели сто тридцать три мили и ощутили вкус драмы. Весь день на нас одно за другим накатывали бурные впечатления, увенчавшиеся столкновением с одиноким грабителем среди бескрайних болот. Кстати, отнюдь не мирное течение дня суждено было нарушить еще одному происшествию. На сей раз то был не грабитель. То был кусок языка.

Он лежал, спокойно и довольно-таки неприметно, в центре ковра; аккуратно поковыряв его кончиком карандаша, я пришел к выводу, что лежит он там уже несколько недель.

Тут я стремительно отвернулся от него, поскольку услышал Зельдин голос, – она сосредоточенно и взбудораженно вещала в телефон:

– Алло! Это номер двести девяносто один! С какой стати вы дали нам номер, где по полу всюду разбросано мясо?

Пауза. Мне показалось, что вся отельная телефонная сеть вибрирует от ярости.

– Да, именно «всюду разбросано мясо»! Куски мертвых тел. По-моему, это совершенно ужасно!.. Да-да! Прямо сию же минуту!

Она хлопнула трубку на рычаг и повернула ко мне разгневанное лицо:

– Какое полнейшее свинство!

Пять минут спустя, когда Зельду уже овевал пар горячей ванны, раздался стук в дверь.

Я открыл смущенному, пристыженному портье. За спиной у него стояли трое цветных помощников, каждый с поместительной лопатой.

– Я прошу прощения, – начал он робко, – позвонила дама и сказала, что по полу разбросаны куски мертвых тел.

Я сурово указал пальцем.

– Вот! – изрек я.

Он вежливо вгляделся:

– Где?

Язык, отчасти сохранивший исконный красноватый оттенок, был почти незаметен на фоне пылко-алого ковра. В конце концов портье его все-таки разглядел и сделал знак одному из негров, чтобы тот его убрал.

– А где все остальное, сэр?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил я сдержанно. – Сами ищите.

Негры озадаченно пошарили за радиаторами, в платяном шкафу и под кроватью, после чего доложили, что других языков нигде нет. Вскинув на плечи поместительные лопаты, они двинулись к выходу.

– Так есть что-то