– Я, наверное, оборотень, – признался он. – Меня в детстве собака покусала.

– Да нет, – внимательно рассматривая его лицо, сказал Валимир. – Оборотней не собаки кусают. Душу у него задрал другой оборотень или вампиры. Ты, скорее, вампир. Маска у тебя – ты сам… Только неправильный. Ну-ка вспоминай, может, помощь полумертвой девушке оказал…

Парень надолго задумался.

– Был такой случай. Дом один… взорвали. Нас вызвали причину установить. Помните, дядя Ваня, там пожарных не хватало, а я чувствую, там кто-то есть, ты пытался меня не пустить. А потом заметили, ноги торчат из-под балки. Я держу балку плечом и женщину пытаюсь вытащить, она стонет, а я ей: нормально, нормально все будет, будет у тебя все что захочешь, и свадьба, и муж богатый…

– А потом что с ней стало?

– Увезли ее на скорой.

– Ты ей хоть в лицо-то заглянул?

– Когда смотреть-то было?

– Ну ты! – расстроился Валимир. – Мимо души прошел! А если она калека? Ждет она тебя, нельзя тебе погибнуть. Многие могут, а ты нет.

– А я думаю, чего у меня и поясница во сне болит и ноги… – удивился и одновременно обрадовался парень. – Будто я сам там лежу. Постоянно снится, вижу себя во сне чужими глазами, – он сник. – Что, правда?

– Клянусь! Ты подумал о ней, а теперь попробуй, – Валимир протянул ему свою дубину.

Парень взял дубину, и она загорелась. Да так жарко, что многие отошли.

Андрей счастливо заулыбался.

– Прорвемся, – повеселел он.

– А на стенах кто писал, вы? – поинтересовался Бабеля.

– И мы, – признался Иван. – Но ты не пиши. Лучше не пиши. Мы и так знаем.

– А Манька, Борзеевич и Дьявол – это кто?

– Это проклятая, – пояснил Валимир. – Она как я, только хуже. Вот ты неприязнь почувствовал, когда меня увидел, – это у нас маска вампира на лице. А у них маски улыбаются и к себе манят – это мы там. Мы – души вампиров. Только ее достали, а меня пока нет, поэтому моя половина пока не вампир. Борзеевич тоже, наверное, проклятый. А Дьявол – Дьявол и есть. Древний Бог. Первый и последний. Он и любит, и не любит. И все на свете знает.

– Но он же злой! – удивился кто-то. – Чего он им помогает?

– Не больше, чем я и ты. Все в этом мире относительно. Нам кажется так, а ему так. Манька с Борзеевичем его любят, и он их любит. А не любил бы, не помогал бы. Но он не такой, как мы. Он учит не деньги любить, а плечо друга, руку помощи, жизнь, себя и душу. И убивать, если души уже нет, если вместо нее такая мразь, – Валимир неопределенно кивнул. – В данных обстоятельствах нам только Дьявол мог бы помочь, на Святых Отцов рассчитывать не приходится.

– Я тут такого насмотрелся, пожалуй, я тебе верю, – сказал один из сидевших в углу. Лицо у него густо заросло бородой. – Я тут сидел и думал, да как же они сволочи Бога-то могут позорить, ведь и эти… тоже с ними бывают. И грехи отпускают перед тем, как зарезать. Руку целовать суют.

– А это фишка такая, – рассмеялся Валимир. – Умирающий человек всегда или болен, или напуган. Пришел такой Святой Отец, руку положил, надавил, молитву прочитал, кто молитву его услышит? Не Дьявол, и не Бог, а душа, которая должна в огонь за своей душой идти, чтобы поднять ее из Ада, а там Отец Святой, который ум ей закрывает, живой еще. И получил он еще одну овцу, которая челом ему бьет, потому что там, за ним, смерть души. Попал человек в Ад, и некому ему помочь. Кто на Святого Отца руку поднимет? Что такое тайна исповеди? Пришел человек и сказал: я убил, а Церковь – Бог простит! И получилось – не плюй в вампира. Совесть человека мучает, а он совесть ему отрезает. Он не человека, он убийцу поднимает. Если человек не убивал, ему незачем искать батюшку. Или приходит нищенка, а тот отвечает: на все воля Божья – и умер человек, потому что некому помочь. Надо бы наоборот говорить: убийце – на все воля Божья, так не любит тебя, что попустил руке твоей, а нищенке – Бог простит нищету твою, что бы вампир знал, что не убита, и не упала.

– Интересно, – согласился кто-то. – Если бы прижилось, пожалуй, любой убийца призадумается.

– Не приживется, они вон, поубивали столько наших, а уже прощенные, – заспорили с ним.

– Хватит вам о Боге, сам себе не поможешь – никто не поможет. Я попробую найти пещеры, в которых можно людей спрятать, – сказал Бабеля решительно. – Увидите перед входом такой знак и камни в таком порядке, – он начертил на земле прутиком узор, – знайте, там есть ход, и у хода есть выход. Перед ним еще камни будут лежать. Людей осталось меньше половины. Мы каждый день теряем по двадцать, по тридцать человек. Если так пойдет, через пару недель спасать будет некого. Где вот твой Дьявол? – в сердцах, хмуро взглянув на Валимира, бросил он. – Он нам здесь нужен!

– А при чем тут Дьявол? – вскинулся Валимир. – Кажется, я начинаю его понимать! Вы не ему молились, вы на этих… Людям все равно кому молиться, лишь бы хорошо человеку было, а он не банкир, не Святой Отец, утешением и прощением не торгует, не продается и не покупается. С чего ему нам помогать? Насобирали дерьмо на свою голову, и хотим, чтобы он спустился на крыльях и вжик-вжик – головы обидчикам поснимал. Сам говоришь, парень помочь хотел, а тот, кого он спасти хотел, взял и прирезал! Так это же всегда так было. Если человек опасается, попробуй-ка, прирежь его! Он с этой Маней и Борзеевичем дерево нам оставил, знаки оставил, драконов завалили, втроем против целой армии убийц выступили. Мало? Им, думаете, сладко там, одним? Если девушке и старику под силу, нам-то не грех жаловаться? Он надо мной столько лет издевался, а я вот только сейчас понял, что именно он и открыл мне глаза – кто я, что я, какая сука мной закусила. И все время: смирись, смирись, да так ядовито – самому противно, что ничего не делаю… Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Ну уж! – протянул кто-то. – Хочешь, чтобы мы сразу вот так и поумнели разом?

– А сколько раз нужно посмотреть, как вампиры убивают, чтобы поумнеть? – заступился за Валимира Виткас. – Они нас не только здесь убивают. Они нас везде убивают. Ты сам-то посчитай в уме, сколько их здесь и сколько там осталось! А ведь их меньше, чем нас. Слепые мы? Сколько еще надо убить, чтобы мы увидели? Одного над десятью тысячами поставили, а десять тысяч землю жрать заставили, и кланяйтесь, кланяйтесь, кланяйтесь! Ни школ, ни больниц, ни дорог, сироты и вдовы кругом, нищета кругом, а вы кланяйтесь, кланяйтесь, кланяйтесь! Вот, теперь твоя и моя очередь стать кому-то уроком. Думаешь, заметят?

– Это геноцид.

– Здесь заметили, там вряд ли…

Протрубил горн, призывая вторую партию людей на ужин. В палатках походной кухни все не помещались. Ужин был поздний, обычно ужинали часа на полтора раньше. Но и переход был длинным. Было холодно. Даже оборотни, охранявшие людей, искали пещеру или грот, чтобы укрыться от ветра и мороза. Начиналась настоящая зима. В последней группе народу было немного. Горячий чай достался всем, почти все оборотни и вампиры остались внизу у подножия вершины. И все, кто был приговорен на эту ночь, остались внизу. Кто-то попросил добавки, чтобы не слышать душераздирающие крики.