Хорошо, что Джейс сидел, потому что ничего подобного человек в его положении ожидать не мог! Показания рабов даже в суде не принимали, не то что сами хозяева. Но то, что произошло дальше, было вообще фантастикой. Донна Инола вызвала супругу управляющего. Та явилась, бросила торжествующий взгляд на Джейса, но ее торжеству скоро пришел конец. На глазах у раба индианка хладнокровно в пух и прах разносила зарвавшуюся мадам, а после приказала охране вызвать полицию и взять мадам под стражу до прибытия стражей порядка. То, как мадам использовала Джейса приравнивалось к воровству. Та же судьба ждала и управляющего. Вскоре дом наводнила полиция и аудиторы.

Донна Инола явно относилась к тем женщинам, которые превращаются в тигриц, чтобы защитить своих детей. И некая доля этой защиты распространялась на ценное имущество ее дочери. Джейс пережидал вызванную индианкой бурю спокойно, его она не касалась. Напрягся он только когда его нежданная защитница собралась уезжать. Никто с ним больше не разговаривал, и Джейс был этому рад. Она лишь махнула ему рукой, чтоб следовал за ней. В машине измученный парень клевал носом. Слишком много всего за один день свалилось на его усталые плечи.

Донна Инола более не разговаривала с ним. Даже когда их кортеж подъехал к огромному комплексу медицинского центра. Не веря в то, что происходит, Джейс следовал за Донной Инолой, как завороженный ребенок за гамельнским дудочником. А потом его привели в большую ВИП-палату, где среди непонятных машин, проводов и тонких гибких шлангов лежала Кора.

Из Джейса будто разом вышибло дыхание. Как в тот момент, когда, неудачно спрыгнув с вышки, расшибаешься о воду. В голове не укладывалось, что вот это маленькое немощное тело с посеревшей кожей и осунувшимся безжизненным лицом — его горячая, веселая, сильная, смуглая красотка Кора. Забыв обо всем остальном, даже о присутствии Донны Инолы, медсестры и охраны, Джейс осторожно подошел к больничной койке и нежно взял Кору за руку.

Ему говорили что-то, но он даже не мог понять, чей именно голос объясняет ему, что он должен делать и как именно он будет размещен в палате своей хозяйки. Джейс просто сидел и держал в ладонях маленькую, легкую как перышко, руку с мелкими шрамиками на сбитых костяшках и смотрел на превратившееся в восковую маску лицо — такое знакомое и чужое одновременно. Столько мучений, столько терзаний, чтоб тут оказаться, но теперь они не имели никакого значения. Он здесь, с ней. И больше он не совершит прежних ошибок, не позволит даже самому себе прогнать себя с этого места.

У Джейса не было контроля над своей жизнью. Между ним и его любимой женщиной лежала огромная пропасть. Все в его реальности было зыбким и хрупким настолько, что нельзя было запланировать даже завтрашний день. Но в той палате, где по разные стороны койки у борющегося за жизнь тела стояли любовь и смерть, все эти вещи казались слишком незначительными. Для раба могло существовать только здесь и сейчас. Для влюбленного мужчины у постели любимой, как выяснялось, тоже.

Так их и оставили в той палате. Два неподвижных человека и три незримых тени, ведущих непримиримую борьбу в тишине больничной палаты, — смерть против жизни, любовь против смерти.

*"Наилюбимейшая Женщина" — высший, самый почетный титул женщин племени чероки, выдается за особые заслуги перед общиной.

Глава 38

Джейс

Джейс кивнул двум охранникам, сидевшим пообок входа в палату, толкнул плечом дверь и вошел. В просторной светлой комнате специфичный запах больницы боролся с насыщенным запахом многочисленных букетов, приходивших если не каждый день, то через день так точно. Это же сколько посетителей тут будет, когда Кора очнется?! И вообще, кто все эти люди, особенно, с мужскими именами?

Джейс наполнил водой выпрошенную у девчонок с сестринского поста вазу и водрузил туда очередной веник. Единственные букеты, которые он ставил рядом с койкой больной, были куплены госпожой Инолой, и они чаще всего были собраны с большим вкусом и пониманием того, что может понравиться Коре, чем все остальное великолепие вместе взятое. К другим букетам Джейс относился с меньшим пиететом. Открытки сохранял, чтоб потом показать Коре, оставил даже плюшевого медведя от некой Луизы-Мэй, а цветы иногда раздавал медсетстрам, заботившимся о Коре.

Весь женский персонал этажа относился к Джейсу поразительно тепло. Что они себе напридумывали, видя, как трепетно заботится о бессознательной девушке красивый крепкий парень, нетрудно было догадаться по мечтательной поволоке в глазах любой медстестры, к которой он обращался. Джейса это смущало, но иногда он все же пользовался этим фактором, чтобы — как сейчас — достать ту же вазу, попросить "политическое убежище" на время визитов родителей Коры, ну и что еще по мелочи.

Родители Коры приезжали каждый день, иногда вместе, иногда каждый по своему графику. С ними у Джейса пока складывалось что-то вроде вооруженного нейтралитета, причем, понятное дело, Джейс был вооружен гораздо хуже. Он прекрасно понимал, что в глазах любящих родителей раб без роду и племени — не пара и не ровня их дочери, как бы они не были благодарны ему за ее спасение. Точно так же он четко осознавал, что нарываться не стоит. Дерзкие речи, которые он вел с той же Донной Инолой в день их знакомства, могли ему стоить места при Коре. Так что он старался держаться предельно вежливо, без лишнего раболепия, явно не нужного этим людям, не отсвечивать лишний раз и сваливать подальше во время их посещений, если не требовали остаться.

На дурное отношение к себе он пожаловаться не мог. Охрана, дежурившая у входа в палату, никогда даже косо в его сторону не смотрела. Донна Инола давала ему небольшие карманные деньги, чтоб он мог что-то купить себе в автоматах со всякой вкусной ерундой или в магазине на первом этаже. Дон Алехандро выдал ему смартфон с доступом в сеть, чтобы у Джейса всегда была возможность сразу же связаться с господами, если что случится. Пока все шло в штатном режиме, Джейс просто скидывал соответствующие сообщения в общий чат.

Спал он на раскладном диванчике здесь же,