— Да я сам понимаю, — хмыкнул Мазур. — Просто пытаюсьот безысходности мозгами шевелить…

— Итак, господа офицеры, что же мы имеем? — спросилКацуба. — Собственно, мы достигли одного-единственного — теперь вы знаете, ктомы такие, а мы можем в случае чего на вас рассчитывать… — он поднял ладонь, — яне про остров, капитан, не надо ерзать… Вот и все. В остальном ни на шаг непродвинулись после данной встречи на высшем уровне. Ни вы, ни мы. Я неправ?

Общее молчание свидетельствовало, что он как раз прав.

— Знаем, что кое-кого чертовски интересует конкретныйкусок бесплодной территории, — подытожил Величко. — Что ради того, чтобыотхватить ее в собственность под видом заповедника, затрачены адские усилия,задействованы неплохие профессионалы, положена куча трупов. Что идет поддержка…ну, не с самых верхов, однако с внушающих безнадежность вершин. В туристскийбизнес я не верю. А вы?

— Ни капельки, — сказал Кацуба. — И в клады тоже.Никакой клад не стоил бы таких усилий. Да и какие тут клады? Смех один. Может,там золото?

— Нет там никакого золота, — сказал Савич. — Яспециально интересовался. Сколько стоит Тиксон, нет ни одного упоминания о том,что кто-то пытался искать здесь золото.

— А «Вера» постоянно со всем происходящим увязывается…— сказал Мазур.

— Ну, если обкатывать версии… — откликнулся Кацуба. —Почему бы и не предположить, что все странности вокруг «Веры» — естьграндиозный отвлекающий маневр? Случались примеры и масштабнее.

— Даже так? — прищурился Величко.

— Хватает примеров, — сказал Кацуба. — И каких…

— Подожди, — сказал Мазур. — Те аквалангисты даже незнали, что мы обыскиваем «Веру». Они просто плыли туда и волокли подрывнойзаряд, строго говоря, не они на меня напали, а я их поставил в условия, когдаприходится драться.

— Ну и что? Это, в общем, версии об умышленнойдезинформации не противоречит, — упрямо гнул свое Кацуба. — Ну почему мырешили, что с «Веры» непременно должны были что-то поднять? Лейтенант, вы всамом деле проверили насчет золота на сто процентов?

— На сто два, — заверил Савич.

— Вот… Никакой «клад купца Дорофеева» не укладывается вголоволомку. Золота нет. Медь выработана. Во времена Дорофеева о редких,экзотических металлах слыхом не слыхивали и разведку на них не вели. Тупик… —Он глянул в окно. — Темнеет, ребята. До города подбросите? Все равно ничего невысидим, верно вам говорю…

— О чем разговор, — столь же уныло сказал Величко. —Слушайте, а вас там не хлопнут?

— Ручаться, конечно, нельзя, — серьезно сказал Кацуба.— Могут и хлопнуть. Но лично я — не из оптимизма, а из холодного расчета —верю, что мы еще поживем. Мы им нужны живые — чтобы вешать собак, науськиватьжурналистов и обвинять во всех смертных грехах. Конечно, может наступитьмомент, когда мы им потребуемся дохлыми, — но в том-то и игра, чтобы угадатьзаранее.

— Ну, как хотите, — сказал Савич. — Люди взрослые, вамрешать. Сейчас схожу, подгоню машину… может, чайку? — спохватился он.

— А стопаря не найдется? — серьезно спросил Кацуба.

— Что-то словно бы неправильно… — сказал Савич, включаядальний свет.

Они встрепенулись, посмотрели вперед через спинки переднихсидений, но никаких неправильностей вроде бы и не обнаружили.

— В смысле? — спросил Кацуба.

— Ага, вот оно что… Света нет. Вон там уже начинаютсядома, но ни единого огонька не вижу…

Вскоре в лучах фар показались вышеупомянутые дома — серыепятиэтажки, и в самом деле стоявшие совершенно темными коробками, разве что внекоторых окнах светилось бледное колышущееся сияние.

— Часто у вас такое веселье? — спросил Кацуба.

— Бывает, конечно, но давненько уже не случалось. Славабогу, уголек в этом году завезли. У города своя ТЭЦ, у порта своя, работаетвполсилы, а это, выходит, на городской что-то приключилось…

Чем дальше они продвигались в глубь Тиксона, тем сильнееубеждались, что неполадками локального масштаба, когда света лишается квартал,а то и несколько, тут не пахнет. Стряслось что-то посерьезнее — весь город былпогружен во тьму, не горели уличные фонари (впрочем, и в обычные дни частенькоотключенные), дома по обе стороны улицы казались откосами темного оврага.Редко-редко в окнах зыбко маячил огонек свечи или метался луч фонарика. Ожившаяиллюстрация к заигранным рассуждениям о том, насколько современный городбеззащитен и чувствителен к малейшим капризам систем жизнеобеспечения. Сбой сэлектричеством — и город напоминает призрак, неведомо откуда всплывают древниестрахи, беспросветная безнадежность, руки опускаются. Конечно, подавляющеебольшинство народа хоть и помнило прекрасно, в какой стране живет, недогадалось запастись свечами или керосиновыми лампами, а может, сюда и незавезли ни свечей, ни ламп, ни керосина…

Машина вильнула, объезжая кучку людей, и не подумавшихуступить дорогу. Мазур разглядел, в чем тут дело: витрина магазинчика на первомэтаже сталинского дома оказалась выбитой, оттуда вываливались воодушевленныеаборигены, прижимая к груди охапки бутылок, другие лезли им навстречу, стоялатолкотня, давка, суета…

О металлическую крышу «уазика» звонко разбилась бутылка,пустая, судя по дребезгу. Савич прибавил газу. Отчаянно засигналил, разогнавочередную кучку выпивох, торчавших посреди темной улицы. Далеко впередизамелькали ало-синие вспышки — наперерез «уазику» промчалась милицейскаямашина, слева направо. Взвыла сирена, тут же умолкла.

— Дела, — сказал Кацуба. — Разгулялся народишко… и нарасейский менталитет не свалишь — когда в Нью-Йорке однажды на сутки светотключали, там творился паноптикум и почище… Или это в Чикаго было? Не помнишь,Вова?

— Не помню, — сквозь зубы откликнулся Мазур. — А народи в самом деле что-то распустился… Часто у вас так?

— За три года первый раз вижу, — признался Савич. —Смотрите, и там магазин трясут…

— У тебя фонаря не найдется взаимообразно?

— Да валяется где-то под сиденьем, посмотри. Нашел?

— Ага.

— Только я батарейки давно не менял, чем богат…Слушайте, может, повернем? Уж где-нибудь вас приютим… или на корабль вернетесь,что-то мне такой разгул страстей определенно не нравится, неспроста…

— Перебедуем, — подумав, сказал Кацуба. — Если туточередной поганый сюрприз, лучше быть в гуще событий. Вряд ли нам новый митингпротеста устроят, в темноте митинговать как-то несподручно, я таких прецедентовчто-то и не припомню…

— Литва, — обронил Мазур.

— А… Ну, там был не митинг, а классическая атака ссерьезным оружием. Помню я этот «митинг», и по гроб жизни не забуду…