— Мы так и не нашли л о г о в о, — словно бы даже снекоторой мягкостью сказал Паша. — Половину группы потеряли, засветились,попали в угол…

— Угол — это еще не стенка, — сказал Кацуба. — Ладно.Топай в машину и жди нас, мы быстренько соберемся…

Паша пробурчал что-то нечленораздельное, но послушно вышел.

— Неприятности, или мне знать не полагается?

— А, чего там… — бодро откликнулся Кацуба. — Горовой —это тот организм, что был у Гоши за шофера, когда нас встречали. Дело даже не втом, что он в некоторых отношениях — страшная дешевка, а в том, что сюда попалне без моей помощи. А он Христову заповедь насчет правой щеки никогда несоблюдал. И если появится возможность подложить свинью, будь покоен, неупустит. Ладно, ты-то тут ни при чем, твое дело десятое. — Он вздохнул: —Конечно, неплохо было бы победить — красиво, ярко, звонко, оружьем на солнцесверкая… А! Укладывайся живенько, я мигом обернусь…

Он успел сделать только шаг к двери — в нее энергично постучали.Одним движением выхватив пистолет, Кацуба прянул вбок, щелкнул пальцами.Сообразив, Мазур направил на дверь фонарик, держа его в левой руке, высоко надголовой.

— Не заперто! — крикнул майор.

Дверь открылась медленно, словно стоявший в коридоре заранеезнал, что обитатели номера настроены крайне недоверчиво ко всему остальномумиру. В тускнеющем с каждой минутой луче фонарика Мазур увидел милицейскогоподполковника, знакомого по кратковременной отсидке в КПЗ. На сей раз, правда,подполковник выглядел вполне выспавшимся, полным энергии, но отнюдь неисполненным дружеского расположения. За его спиной в коридоре вроде бы никогоне было.

Мазур отвел фонарик, направив луч в пол. Подполковник, всвою очередь, посветил внутрь номера своим фонарем, гораздо более ярким,удовлетворенно хмыкнул при виде Кацубы:

— А, и вы здесь, товарищ доцент… Совсем хорошо. Войтипозволите?

— О чем разговор, — гостеприимно посторонился майор. —Заходите, садитесь, кофейку предложить не можем по причине отсутствияэлектричества…

Подполковник, двигаясь чуть грузновато, освещая себе дорогу,прошел к столу. Сел, снял фуражку, положил ее на колено:

— Вот кстати… Интересно, вы уже знаете, почему нетсвета?

— Наслышаны, — осторожно сказал Кацуба.

— И какие у вас соображения на этот счет?

— А у вас?

— Не надо бы так…

— Честное слово, я и не собираюсь обострять, — сказалКацуба. — Просто интересуюсь.

— Ну, а на моем месте какие у вас были бы соображения?

— Трудно сформулировать в нескольких словах, — серьезносказал Кацуба.

— Хорошо подмечено… Так вот, Михаил Иванович или каквас там… Положение у меня хуже губернаторского. Вашу машину нашли на местепроисшествия, знаете уже?

— Вот только нас там не было. Запросите пограничников.

— Запрашивал уже.

— И какие же отсюда выводы?

— А меня не интересуют выводы! — подполковникпристукнул ладонью по столу. Повторил тише: — Не интересуют… Откровенно говоря,на все ваши игры мне глубоко плевать. Хотя бы оттого, что я о них представленияне имею, а потому не могу решить, серьезным делом вы занимаетесь или простокрутите какие-то интриги…

— Любопытно, — тихим, недобрым голосом сказал Кацуба. —По-вашему, то, что с нами происходит… то, что здесь вообще происходит, похожена интриги?

— Не в том дело! — резко ответил подполковник. — Незнаю, в каком вы звании, мне, собственно, наплевать… Я хочу, чтобы вы понялимою точку зрения, мою позицию. В конце-то концов, у меня есть свое начальство,и именно оно с меня будет спрашивать за все, что здесь уже успело произойти. И я,как легко догадаться, не смогу в оправдание ссылаться на то, что здесь,изволите ли видеть, занимались своими непонятными делишками бравые ребята изМинистерства обороны… Любой мне скажет, что это не оправдание, и будет прав. Завсе убийства спросят с меня. За все беспорядки, за сегодняшнюю грязную историюс повреждением ЛЭП, за странную смерть иностранного подданного, да мало ли? Выпросто притягиваете всевозможные происшествия, как громоотвод — молнии… Меняубедительно просили вас не трогать — и я не трогал. Даже теперь. По-моему, вамне на что жаловаться? Вот видите… Но терпение у меня лопнуло.

— И в чем это будет выражаться?

— В том, что ваше дальнейшее пребывание в городе,тысячу раз простите, считаю ненужным, — терпеливо объяснил подполковник. — Чемвы здесь занимаетесь, не мое дело, я и не стремлюсь лезть в ваши секреты, нохочу избавиться от источника неприятностей. Вам не кажется, что для человека вмоем положении это вполне естественное желание?

— С одной стороны… С другой — есть у нас свои обязанности…

— Знаете, я тоже не мальчик, — сказал подполковник. — Иу меня хватает ума, чтобы сообразить: вы, простите, бездарно провалились.Профессионалу это понятно…

— Извините, но я попросил бы снять слово «бездарно»…

— Ох, что за мальчишество…

— Честь мундира.

— Ну, хорошо. Не бездарно. Однако — провалились. Вамвсе равно не работать в городе… И в этой связи у меня будет… скажем честно,даже не предложение — ультиматум. Коли уж вам так необходимо здесь оставатьсяпосле всего случившегося — извольте перебраться, скажем, к пограничникам. Можнобез всякого труда перевести ваш корабль к девятому пирсу — туда до сих порпрактически невозможно попасть посторонним, территория огорожена и охраняется,там стоят пограничные суда… А в городе я вас убедительно попрошу отныне непоявляться. Давайте не будем ходить вокруг да около… Если кто-то из васпоявится в Тиксоне — возьмем за шиворот и отправим в Шантарск с первым жесамолетом. У меня, повторяю, свое начальство, оно меня, питаю надежду, поймет…

— В самом деле, ультиматум… — задумчиво сказал Кацуба.— Вот только вы немного опоздали, подполковник. Мы и сами собираемся покинутьваш гостеприимный город, как раз собирали чемоданы…

— Серьезно?

— Абсолютно.

— Тем лучше. У меня внизу машина…

— Ничего, машина у нас есть своя, — сказал Кацуба. —Как-нибудь доберемся…

— Поверим… — он поднялся, надел фуражку. — Надеюсь, выпоняли, что я говорил предельно серьезно. Я оставлю в вестибюле сотрудника, онприсмотрит, чтобы с вами ничего по дороге не случилось… Всего наилучшего.

Он прошел к двери, столь же тщательно освещая себе дорогу.Уже в коридоре вежливо посторонился, пропуская Пашу, кивнул: — Вижу, в самомделе торопитесь…

И аккуратно притворил дверь. Паша, шумно переводя дыхание,сообщил: