– Есть болезни, имеющие практически тридцатилетнюю историю, и здесь в любом случае невозможно дать точный ответ. Одним словом, бумага говорит сама за себя.

Станиславский, отыскав на столе историю болезни Воинова, передвинул ее к Евгению. Евгений не стал в нее вчитываться, он уже успел изучить историю болезни подследственного, сопоставимую с историей жизни.

– Но поступки его, то есть убийства, говорят, что он за личность, а пройдет немного времени и получится, что убийца выйдет на свободу, – Евгений говорил спокойно.

– Евгений Андреевич, при всем к вам уважении, я мало чем могу здесь вам помочь, как и себе, я ведь тоже несу ответственность за судьбу Саши, как и за его жертвы, но таковы законы.

Станиславский встал, всем видом показывая, что ему пора идти.

– Хорошо, я вас понял, у меня второй вопрос, – Евгений смотрел в сторону, игнорируя немые призывы к прекращению разговора. – К вам на днях привезли вора в законе Николу Демского, так вот, он охотится за пациентом Воиновым.

Станиславский присел, он попросил рассказать подробнее и, когда Евгений закончил излагать историю взаимоотношения Воинова с представителями воровского мира, поблагодарил его за предупреждение.

– Я слышал об этой истории, но все равно спасибо, я приму все меры, хотя та часть клиники (территория больницы, где преступники проходят судебно-медицинскую экспертизу и лечение) в юрисдикции силовиков, но все же еще раз – спасибо.

– Так что ваш Воинов хоть и избежал возмездия правосудия, но от блатных вряд ли ему удастся далеко уйти, не здесь, так на свободе они рано или поздно найдут его.

– Намек понял, еще раз спасибо.

– А как насчет оперуполномоченного Шишкина?

– По нему сложно что-то сказать, экспертиза пока не окончена.

– Ладно, я вас понял, Марк Ефимович, – вставая, со вздохом произнес Евгений и протянул руку.

После прощального рукопожатия Станиславский спросил его:

– Вы к Гузель Фаритовне?

– Нет! – ответил Евгений.

– Почему спрашиваю, – решил поправить себя Станиславский. – Хочу предупредить вас, Евгений Андреевич, что ее сегодня нет на работе, она взяла отгул.

– Спасибо и вам за предупреждение, но сегодня у меня не было планов посещать ее, – Евгений усмехнулся и поджал губы.

Станиславский задал еще один вопрос:

– А Воинова вы планируете посетить сегодня?

– Да, планирую.

– Для меня это кажется очень странным.

– Что именно? Что я посещаю своего подследственного?

– Скоро он перестанет быть вашим подследственным.

На лице Станиславского нарисовалась самодовольная улыбка, разговор как обычно мог перейти в русло обмена колкостями. Но Евгений был весьма спокоен и корректен, хотя вернуть должок пожелал незамедлительно.

– Вы в чем-то правы, но у вас, Марк Ефимович, спрашивать разрешение на посещение Воинова я не собираюсь.

– Вы не так поняли. У меня нет и мысли, чтобы отлучить вас от Воинова, хочу вас просто предостеречь от неприятностей.

Он вышел из-за стола и подошел к Евгению.

– Каких? – Евгений уже приготовился принять очередной словесный вызов эскулапа, обдумывая ответ.

– Воинов умеет убеждать!

– Умеет убеждать? – переспросил Евгений.

– Да, он отличный психолог. За время, проведенное в клинике, он многому научился. Поэтому не подпускайте его близко!

– А то изнасилует! – с насмешкой выговорил Евгений.

Станиславский ничего не ответил, демонстративно отвернулся от собеседника и присел за свой стол. Разговор был завершен.

Через несколько минут Евгений сидел в палате Воинова.

– Готовы к диалогу? – спросил Воинов.

– Это насчет сделки?

– Да! Хотелось бы задать пару вопросов, – Воинов привстал и принял сидячее положение, опустив ноги на пол.

– Но мне хотелось задать вопрос первым.

Воинов кивнул.

– Станиславский предостерег меня от этой затеи.

– Вы рассказали ему про нашу сделку?

– Нет! Но он убедительно просил не заигрывать с тобой.

– И смог убедить вас?

Евгений промолчал.

– Но какую опасность следователю может нести человек в клетке, которого по желанию можно заковать в наручники? – Воинов встал с кровати, сложил руки и покорно их вытянул.

– Да, Станиславский прав, ты умеешь убеждать.

– Ну, тогда перейдем к делу, – Воинов взглянул на Евгения.

Евгений ничего не ответил, он выжидал.

– Вы читали труды Фрейда? – спросил Воинов.

– Если вопрос – часть сделки, то ты забыл, что я еще не дал тебе окончательного ответа.

– В любой момент вы можете выйти из нашего с вами соглашения, это ваше право.

Евгений промолчал, он сидел на стуле и наблюдал за перемещениями Воинова по камере.

– Так вот, возвращаясь к Фрейду, – Воинов обогнул койку и подошел к окну. – Меня всегда интересовал один вопрос: написал он свои труды, опираясь на наблюдения пациентов, или все же скандальный ученый, если верить доводам биографов, был девственником до двадцати семи лет, предавался процессам мастурбации и использовал все же в большей мере личный опыт.

– Но я не читал Фрейда, – пытался выйти из разговора Евгений.

– Неважно. В работах Фрейда один большой недочет, – продолжил Воинов, – его труды отдают академизмом и не понятны среднему уму, но, может, в этом и кроется его тайная порочность. Ведь не каждый догадается объяснить с помощью замысловатых медицинских научных терминов собственные пороки.

Евгений быстро переваривал, что до него донес Воинов, и четко уловив посыл сказанного, вспомнил напутствие Станиславского: «Не подпускайте его близко». Только сегодня он корил себя, что был как никогда откровенен с коллегами и уже прослыл в управлении слабовольным человеком. Так он думал о себе. Но одно дело коллеги, другое – когда вынуждает тебя раскрыть свои пороки насильник и убийца.

– Как вы думаете, Евгений Андреевич, когда наступает половая жизнь молодого человека?

– Все-таки я считаю, что нам не стоит разговаривать на эту тему, тем более обсуждать чью-либо половую жизнь, – Евгений встал со стула и подошел к железной двери.

– Хорошо, дело ваше, значит, у вас нет особого желания раскрыть убийство трех женщин. Даже как-то странно для следователя, не правда ли?

– Я уже раскрыл преступление, убийца изолирован от общества.

– Преступление вы раскрыли настолько, насколько я вам позволил.

Последняя реплика вывела Евгения из равновесия, он почувствовал прилив гнева. Действительно, в этот момент он сожалел, что Воинов не в изоляторе, не в его кабинете, не в комнате для допроса.