сторонников. Стоявшие фактически во главе ГПУ Ягода и Трилиссер были заняты почти исключительно делами оппозиции. Некоторые из чекистов, как, например, начальник одесского управления ГПУ — Заковский, именно в это время сделали карьеру и были повышены через несколько лет Сталиным за свои заслуги в 1927 году.

Июльский пленум ЦК получил, по-видимому, от ГПУ чрезвычайно полный и широкий материал о деятельности оппозиции. Стенограмма этого пленума никогда не была опубликована. «Оппозиция — сообщала резолюция пленума — … становится объективно центром, вокруг которого собираются антипартийные и антисоветские силы …»[406]. Затем шли обычные обвинения в том, что на оппозицию делает ставку контрреволюция. Оппозиция была поставлена перед угрозой исключения из партии.

После июльского пленума ЦК перед оппозицией со всей остротой стоял вопрос: капитулировать или продолжать борьбу. Хотя потерянный год восстановить было уже невозможно, целый ряд членов оппозиции решил продолжать борьбу и, видимо, результаты июльского пленума убедили их, что наступило время, когда необходимо сочетать легальные методы борьбы с подпольными.

Борьба развернулась в конце августа (не забудем, что большинство партийных вождей, ставших на оппозиционный путь, все же предпочло провести часть лета на Кавказской Ривьере). В одном из подмосковных лесов Лашевич, соблюдая все правила конспирации, собрал совещание оппозиционеров из Московского комитета партии, на котором выступили с краткими речами Каменев, Смилга и другие лидеры. Несмотря на всю конспирацию, содержание этих речей через ГПУ стало известно ЦК уже через несколько дней.

Троцкий выступил на собрании работников Рязано-Уральской железной дороги, где за него голосовало большинство.

На собрании в Высшем Техническом училище на Миусской улице Троцкий определил предстоящий XV съезд как «всесоюзное совещание сталинской фракции»[407].

Как и в Ленинграде, Московская Контрольная комиссия попыталась разогнать собрание. Студенты, однако, выгнали из помещений представителей «углановского аппарата».

Эти события в Москве, как и в Ленинграде, произошли после того, как октябрьский пленум ЦК и ЦКК разрешил дискуссию в партии, напомнив, однако, решение X съезда, — «чтобы каждая организация строжайше следила за тем, чтобы безусловно необходимая критика недостатков … была бы направлена не на обсуждение групп, складывающихся на какой-либо платформе и т. п.»[408].

На октябрьском пленуме 1927 года последний раз выступал Троцкий. Несмотря на то, что ему не давали говорить, шумели, свистели, он успел заявить, что XV съезд явится … высшим торжеством аппаратной механики … но, продолжал он «победы сталинской фракции являются победами чуждых классовых сил над пролетарским авангардом …»[409].

Сталин не мог этого стерпеть. Троцкий и Зиновьев были исключены из состава ЦК, а судьба всех лидеров оппозиции поставлена на рассмотрение XV съезда партии. Все понимали, что это есть угроза исключения из партии.

Как и в Ленинграде, оппозиция попыталась принять участие в демонстрации 7 ноября 1927 года.

Как рассказывает Троцкий, щиты с лозунгами оппозиции вырывались из рук, участники этой «параллельной» демонстрации избивались специальными группами, пьяный пожарный разбил стекла в машине Троцкого …[410].

Через неделю, 14 ноября, Троцкий и Зиновьев были исключены из партии.

Глава 27

Природа «левого» большевизма

Оппозиция оказалась разгромленной аппаратом еще до съезда. После XV съезда и особенно после разгрома правых в 1928–1929 годах подавляющее большинство троцкистско-зиновьевского блока возвращается обратно в партию, активно участвует в строительстве первой пятилетки, занимает, как Пятаков, Крестинский, Розенгольц, видные посты в государстве.

Как мы писали выше, наиболее ярко и полно взгляды оппозиции изложены в вышедшей в 1927 году в Москве на правах рукописи (с пометкой «Только для членов ВКП(б)») брошюре под названием «Кризис в партии и пути его преодоления». Эта брошюра явилась как бы платформой оппозиции и была подписана 13 членами ЦК и ЦКК — Мураловым, Евдокимовым, Раковским, Пятаковым, Смилгой, Зиновьевым, Троцким, Каменевым, Петерсоном, Бакаевым, Соловьевым, Лиздиным и Авдеевым. Авторы этой брошюры («13»), анализируя состав партии, утверждают, что «около четверти высшего слоя всего партактива — бывшие меньшевики и эсеры»[411]. После «ленинского призыва», — продолжают авторы брошюры, — начался «сталинский отсев». Лишь за 1926 год и первую половину 1927 года из партии вышло около 100 тысяч рабочих. В то же время в высших органах партийного аппарата — обкомах партии — рабочие составляли лишь 13 %.

Этим данным оппозиции можно доверять в значительной степени: «Известия» в №№ 24–25 за 1927 год называют примерно ту же цифру выбывших из партии рабочих. А если взять протоколы XV съезда, то оказывается, что по данным ЦК 83 ответственных руководителя партийной печати, т. е. примерно 38 % от их общего числа, были членами партий революционной демократии 1917 года.

Говоря о фактической отмене внутрипартийной демократии, 13 оппозиционеров, в качестве примера, приводят данные о практической несменяемости секретарей укомов, райкомов, губкомов и обкомов, сроки полномочия которых ЦК продлевает автоматически или выдвигает тех же лиц без предварительного обсуждения. Основным условием для пребывания на высших должностях партаппарата было, по мнению оппозиции, «проявление безоговорочного послушания»[412].

«Действительные реальные права члена партии наверху (прежде всего секретаря), — писали оппозиционеры, — во много раз больше, чем реальные права сотни членов партии внизу»[413].

Потеряв аппарат, будучи вытесненной из него, оппозиция теперь не стеснялась в критике, которая в своей подавляющей части вполне соответствовала действительности. Оппозиция указывала на Сталина, как на уже захватившего в свои руки аппарат партии: «В области организационной фактическое подчинение Политбюро — секретариату, а секретариата — генеральному секретарю уже давно является совершившимся фактом. Оправдались самые худшие опасения, высказанные Лениным в его завещании, относительно того, что тов. Сталин не будет достаточно лоялен, не будет достаточно партийно пользоваться той „необъятной“ властью, которую он сосредоточил в своих руках (письма Ленина 25 декабря 1922 года и 4 января 1923 года)»[414].

Оппозиционеры пытаются теперь представить себя подлинными ленинцами, они с горькой иронией отмечают, что вчерашние меньшевики, эсеры, кадеты, бундовцы полемизируют с ними в «Правде», а подлинные документы оппозиции не печатаются, они только «клеймятся» партийной прессой. По мнению оппозиции, после XIV съезда как в партии, так и в руководящих органах государства сложилось три основных течения:

Первое течение — это открытый правый уклон, ставящий ставку на «хозяйственно-мощного середняка-крестьянина». Этот уклон, по мнению оппозиции, открыто проповедовал «устряловщину», т. е. стремление к переходу на базу демократического социализма со значительным допуском свободы для капиталистических элементов. К нему оппозиционеры относили Рыкова, Калинина, Г. Петровского, Чубаря, Смирнова А. П. и примыкавших к ним беспартийных выходцев из революционной демократии — типа Чаянова, Кондратьева. Примыкающей к этой группе оппозиция считала другую, держащую курс «на наилучше оплачиваемых рабочих и служащих»[415]. Эта