— Вытащила меня из теплой постели, а сама, наверное,будешь еще часа два одеваться. — сказал он, кивнув на ночную рубашку ихалат.

— Мне нужно пять минут.

Она сдержала слово. В это утро она все делала очень быстро,как ребенок, которого обещали отвести первый раз в цирк и который встал ни светни заря, нервничает, прыгает, а к завтраку уже обессилел.

Мысли Алехандро все время возвращались к Люку. Как он всеэто переносит? Как себя чувствует? О чем думает? Адаптировался ли снова ктюремной жизни, испытывая состояние холодного безразличия к утерянным надеждам,или остался самим собой? А если стал опять таким, каким уже однажды был, какэто ударит по Кизии? Какое впечатление произведет на нее свидание? В отличие отнее Алехандро слишком хорошо представлял себе, что их ждет сегодня. Толстое стеклоокна. Разговор по намертво прикрученному телефону. Люк в отвратительной мятойтюремной куртке, едва прикрывающей локти и колени. Он будет делить свою камерус полудюжиной других заключенных, есть бобы, черствый хлеб и что-то похожее намясо, пить бурду, именуемую кофе, и мучиться от отсутствия туалетной бумаги.Кизия увидит, какое это адское место, куда приходят сводники и проститутки,воры и обезумевшие от горя матери, девчонки-хиппи с оборванными детьми на рукахили за спиной. Там будут шум, и зловоние, и тяжелые сцены. Сколько она сможетвыдержать? Сможет ли Люк вести ее дальше по жизни? Пока что все ложилось на егоплечи. Забота о Кизии.

Его размышления снова прервал стук в дверь. Опять Кизия. Ноуже одетая и готовая идти.

— Ну и мрачный у тебя вид. Видимо, то, о чем он думал,отразилось на лице.

— Утро не самое лучшее время для меня. Зато у тебяотличный вид. Ты выглядишь очень мило — для кафетерия на автобусной станции.

Она была, как обычно, очень модно одета. Но он опятьпочувствовал в ней какой-то надлом, вызывающий в нем беспокойство. А что, еслиона сломается?

— Может быть, нам вызвать такси?

— Перебравшись в «Ритц», они расстались с лимузином,купив молчание шофера непомерными чаевыми.

— Мы можем пойти пешком. Я знаю место здесь неподалеку.

В утреннем тумане они медленно, рука об руку, спустились схолма.

— Действительно красивый город. Правда, Ал? Может быть,мы сможем немножко погулять потом.

Он надеялся, что этого не произойдет. Он надеялся, что Люкуговорит ее улететь в Нью-Йорк. В конце недели Люка отправят снова в Квентин, инет никакого смысла ей ждать. Все равно она не сможет навещать его безспециального разрешения, а на то, чтобы его получить, нужны недели. Раньше илипозже, ей придется уехать домой. Лучше раньше, чем позже.

Кафетерий был полон. Там было тепло и работал музыкальныйавтомат. Аромат кофе смешивался с запахом пота и курева. Она была единственнойженщиной здесь, но удостоилась лишь нескольких равнодушных взглядов.

Алехандро заставил ее заказать завтрак — она скорчила гримасу.Он был неумолим: яичница из двух яиц, бекон, тост и шоколадное пирожное сорехами.

— Господи, Алехандро, я не ем столько даже в обед.

— Потому-то ты так и выглядишь. Тощая аристократка.

— Не будь снобом.

Она съела кусок бекона и играла тостом. Нетронутая яичницауставилась на нее двумя глазами.

— Ты ничего не ешь.

— Не хочу.

— И слишком много куришь.

— Да, папочка, что-нибудь еще?

— Как хотите, леди. Послушай, ты бы лучше следила засобой, а то я пожалуюсь боссу.

— Ты скажешь Лукасу?

— Если будет нужно.

В ее глазах мелькнула тревога.

— Послушай, Алехандро, серьезно…

— Да?

Он засмеялся, увидев ее смущение.

— Я серьезно. Не расстраивай Люка. Достаточно будет емуувидеть тот ужасный снимок в газете.

Алехандро кивнул, прекратив поддразнивать ее. Они оба виделисегодня маленькую заметку на третьей полосе «Кроникл»: «Мисс Сен-Мартин невозвратилась пока в Нью-Йорк. Предполагают, что она скрывается где-то в городе.По слухам, она может быть госпитализирована в связи с нервным потрясением,которое, судя по снимкам, пережила. Предполагают также, что, если она все ещенаходится в городе, она может в один из посетительских дней попытаться увидетьЛюка, если, конечно, мисс Кизия Сен-Мартин не использует связей для того, чтобыполучить привилегии, позволяющие частные визиты к мистеру Джонсу».

— Вот так так! А я не подумала об этом.

— Хочешь попытаться? Это может избавить тебя от лишнихвстреч с прессой. Совершенно очевидно, что они будут караулить тебя впосетительские дни.

— Ну и пусть. Я буду ходить в те же дни, что и все, натех же основаниях.

Алехандро кивнул. Потянулись оставшиеся часы до визита.Кажется, прошли недели, пока наконец время не приблизилось к без четвертидвенадцать.

— Ты готова?

Она кивнула и взяла свою сумочку.

— Кизия, ты неподражаема.

Она выглядела как очень привлекательная молодая женщина, укоторой никаких забот. И дело не только в косметике, а главным образом в том,как она держится, какое у нее выражение лица.

— Спасибо, сэр.

Он чувствовал, что она напряжена, — но до чего хороша!И абсолютно не похожа на ту рыдающую женщину, которую он держал в своихобъятиях в коридоре Сити-Холла два дня назад. До кончиков ногтей леди…

Ее выдавали только руки — слегка дрожат.

Увидев ее, Алехандро задумался. Так вот что это такое —печать класса: старайся никогда не показывать своих чувств, будто у тебя небывает тяжелых минут. Просто расчеши волосы, зачеши их назад в элегантныймаленький узел, напудри нос, изобрази улыбку и говори негромким, мягкимголосом. Не забывай «спасибо» и «пожалуйста» и улыбайся швейцару. Признакихорошего воспитания. Как дрессированная собака или хорошо обученная лошадь.

— Ты идешь, Алехандро? Она спешила уйти из отеля.

— Господи, леди, мне с трудом удается привести мысли впорядок, а ты стоишь здесь так, будто собираешься на чайную церемонию. Как тебеЭто удается?

— Привычка. Я так живу.

— Я думаю, не очень здоровая привычка.

— Конечно. Из-за этого половина людей, с которыми явместе росла, стали алкоголиками. Другие держатся на наркотиках, и черезнесколько лет многие из них погибнут от болезней сердца. Есть такие, что ужеуспели умереть. — Воспоминания о Тиффани пронеслись в ее голове. —Всю жизнь ты прячешь свои чувства, а потом в один прекрасный день вдругвзрываешься.