— Как тебе удается держаться? Он спускался следом за нейпо плохо освещенной гостиничной лестнице.

— Мне помогает то, что я пишу. Помогает выпустить пар…И я могу оставаться сама собой с Люком… а сейчас с тобой.

— Больше ни с кем?

— Пока нет.

— Но так же нельзя жить.

— Ты знаешь, Алехандро, — сказала она, садясь втакси, — когда ты все время притворяешься, ты в конце концов действительнозабываешь, кто ты на самом деле и что чувствуешь. Ты сливаешься со своимимиджем.

— А почему же этого не случилось с тобой, малыш? —Сказав это, он посмотрел на нее. Она была пугающе спокойна.

— Моя писанина, мне кажется, позволяет мне отвестидушу. Остаться самой собой. Если такой возможности нет и ты постоянно держишьвсе в себе, рано или поздно это разъест тебя изнутри.

Она снова вспомнила о Тиффани. Сколько всего случилось заэти годы с ней и ее друзьями. После окончания колледжа две ее подруги покончилис собой.

— Люку будет приятно тебя увидеть.

Она была неотразима. Алехандро догадывался, почему онанадела это безукоризненное черное пальто, черные габардиновые брюки и черныезамшевые туфли. Не для Лукаса. А чтобы выглядеть на следующем газетном снимке вполном порядке. Элегантной, собранной и изысканной. Обморока в тюрьме не будет.

— Ты думаешь, там будут газетчики?

— Я не думаю, я уверен.

И они там были. Кизия и Алехандро подъехали к Домуправосудия на Брайант-стрит. Невыразительное серое здание ничем не напоминаловеличественный Сити-Холл. У входа уже крутилась пара писак, поджидая ее. Другиедежурили у запасного выхода. У Кизии было такое же чутье на них, как у Люка — наполицию. Она повисла на Алехандро, хотя со стороны казалось, что слегкаопирается на его руку, и спокойно надела темные очки. На губах ее блуждаласлабая улыбка.

Она проигнорировала репортера, окликнувшего ее по имени;другой говорил в это время по радиотелефону. Теперь они знали, что их ждет.Алехандро внимательно изучал лицо Кизии, пока досматривали ее сумку, но онаказалась на удивление спокойной. Фотограф щелкнул их в холле с бледно-розовымимраморными стенами. Наклонив головы, они быстро вошли в лифт. Когда дверь лифтазакрылась, Кизии вдруг пришло в голову, что стены были того же цвета, чтогладиолусы на итальянских похоронах, которые ей однажды пришлось наблюдать, иона засмеялась.

Они поднялись на шестой этаж. Алехандро быстро провел ее ккакой-то странной лестнице. — Повеяло Стиксом?

В ее голосе звучали ирония и озорство, удивившие его. Та лиэто Кизия, которую он знал?

Она поправила очки. Он взял ее за руку, и они встали в конецочереди. Мужчина перед ними еле держался на ногах. От него разило спиртным.Перед ним стояла плачущая тучная негритянка. Где-то выше слышались крики детей.Стайка развеселых хиппи подпирала стену. Все стояли в длинной очереди, вьющейсявверх по лестнице к столу, куда подходили один за другим. Документ,удостоверяющий личность посетителя, фамилия заключенного. После этоговыдавалась маленькая розовая карточка с номером окна и номером группы,написанным римскими цифрами. Они попали в группу II. Те, кто был в группе I,уже толпились внутри. Лестница забита людьми, но репортеров не видно.

Они прошли внутрь, в залитую светом неоновых ламп комнату,где ничего не было, кроме еще одного стола, двух охранников и трех рядовскамеек. Через эту комнату можно было попасть в узкое помещение с рядом окошек,под которыми вдоль стены тянулись телефоны. У каждого окошка — стул дляпосетителей. О комфорте говорить не приходится. Группа I заканчивала своепосещение. Оставалось от пяти до двадцати минут, в зависимости от настроенияохранников. Кругом растревоженные лица, принужденные улыбки. Женщины смеялись иплакали. Заключенные были как роботы — они смягчались только при взгляде надетей. Все это разрывало сердце.

Алехандро с беспокойством смотрел на Кизию. По еебесстрастному лицу ничего нельзя было определить. Она улыбнулась и закуриласигарету. Неожиданно откуда-то налетели фотографы — трое с камерами — и дварепортера.

Алехандро почувствовал приступ клаустрофобии. Это он-то! Акак она все перенесет? Посетители смотрели удивленно, кто-то попятился, кто-торванулся вперед — любопытно же, что происходит. Все превратилось в хаос. Апосреди — Кизия, в темных очках, строгая, совершенно спокойная.

«Вы принимаете успокоительное? Виделись вы с Люком Джонсомпосле суда? Вы были… Вы будете… Почему?» Она не произносила ни слова, толькоотрицательно качала головой, — мол, «мне нечего сказать. Комментариев небудет».

Алехандро ничем не мог ей помочь. Она продолжала сидеть,наклонив голову, будто оттого, что на них не смотрела, они могли исчезнуть.Вдруг она встала:

— Достаточно, я думаю, мне нечего сказать. —Теперь она произнесла это вслух.

Засверкали вспышки фотоаппаратов. Охранники поспешили ей напомощь: репортерам было предписано ждать на улице — они мешали нормальнойработе. Даже заключенные прекратили разговоры с посетителями и взирали на толпувокруг Кизии, на всю эту суматоху.

Охранник отозвал ее к столу. Фотографы и репортеры неохотноразошлись. Алехандро последовал за ней, осознав вдруг, что с момента, как всеэто началось, он не вымолвил ни слова — растерялся. Ему никогда не приходилосьпопадать в такую ситуацию, а она справилась с этим прекрасно. Это его удивило.Она не проявила никаких признаков паники. Но ведь для нее это не ново.

Старший охранник предложил им сопровождение, когда они будутвыходить. Они спустятся на лифте прямо в полицейский гараж, где их будет ждатьтакси. Алехандро подпрыгнул от радости, услышав это. Кизия с благодарностьюприняла предложение. Она побледнела, руки ее дрожали. Атака фотографов сделаласвое дело.

— Как вы предполагаете, могу я видеть мистера Джонсаприватно, где-нибудь здесь?

Ее быстро покидала решимость отказаться от особыхпривилегий. Любопытная толпа начинала досаждать не меньше, чем репортеры. Но еепросьба была отклонена. Тем не менее одному из молодых охранников поручилинаходиться рядом.

Прозвучал голос, провозгласивший конец первого сеанса, игруппу I собрали в накопителе, где все должны были ждать лифта, не мешаяследующим. Было странно наблюдать, как изменились лица уходящих: боль,напряжение, улыбки исчезли. Женщины сжимали клочки бумаги, где были записаныпросьбы: паста, носки, фамилия адвоката, которого посоветовал сосед по камере.

— Группа два! — Этот голос прервал мысли Кизии.Алехандро взял ее за локоть. Розовая карточка в ее руке была смята — по нейпроверили номер окошка, через которое они будут общаться с Люком.

Рядом, с одной и с другой — стороны, сядут другиепосетители, но за ними будет стоять прикрепленный охранник. Пришлось долгождать: минут десять, может быть, пятнадцать. Они показались бесконечными. Апотом из-за стальной двери появились заключенные: цепочка грязных, мятыхоранжевых роб, небритые, несвежие лица, нечищеные зубы и широкие улыбки. Люкшел пятым. Едва взглянув на него, Алехандро понял, что он в порядке. А Кизия?