Сейчас ему помогло бы, если бы он предъявил гостям девушку в наряде лакея. Но Элейн уже сменила костюм. Это, впрочем, не должно было помешать Ковину искать ее.

Она тихо пробиралась по тропинке, надеясь как можно скорее покинуть владения мормэра. И когда свобода уже была близка, раздался крик:

– Держи ее! У калитки!

Тут же в ее сторону поспешили стражники. Они надвигались с разных сторон. Элейн, не мешкая, выскочила на улицу и бросилась в сторону реки. Эту дорогу она знала очень хорошо, так как каждый день ходила по ней с телегой белья.

Сзади слышались топот и крики. Элейн перепрыгивала через кусты и кочки, не чувствуя собственного тела. Все, о чем она думала, – убежать. Спастись. Как тогда, в Думне, когда бежала от преследовавшего ее Ковина. От этого зависела ее жизнь.

Она свернула к той самой улочке, где жил Ллойд. Прежде чем там оказались стражники, Элейн забежала в дом, в котором остановился ее приятель.

Не давая себе времени передохнуть, она взлетела по лестнице и начала колотить в дверь. Ллойд не открывал. Зато в коридор из-за другой двери высунулась женщина не очень опрятного вида.

– Чего колотишься? Совсем озверела?

– Где Ллойд? – спросила Элейн, не обращая внимания на недовольный тон соседки.

– Да дома, наверное, где ему еще быть.

– Не открывает! – едва не срываясь на крик, ответила Элейн.

– Ну, может, помыться пошел. Суббота ж как-никак.

Борясь с желанием схватить женщину и как следует встряхнуть, Элейн спросила:

– Куда? Где тут моются?

– Так в помывочной. Как вниз спустишься, красная дверь. Не та, что на улицу, а другая.

Кинув «спасибо», Элейн побежала по лестнице вниз и начала колотить в оказавшуюся закрытой красную дверь. Она догадывалась, что стража Ковина скоро начнет прочесывать все дома этого мрачного квартала. Спрятаться у Ллойда – вот единственный шанс на спасение. Едва ли преследователи станут тщательно обыскивать каждую комнату.

Сперва ей никто не открывал, потом звякнул крючок. В дверном проеме в слабом свете свечи, стоявшей где-то рядом со входом, появился Ллойд. Мокрый, с волосами, вьющимися от влаги сильнее обычного, и прикрывающий наготу одной лишь простыней. Глаза его сделались огромными от удивления, когда он увидел Элейн. Она же, мечась между смущением и желанием выжить, не сразу решила, что делать. Но услышав за спиной громкие мужские голоса, втолкнула Ллойда в комнату и захлопнула за собой дверь. Закрывшись на крючок, она обернулась к испуганному приятелю. От ее неаккуратных действий простыня, которой Ллойд прикрывался, сползла до бедер, оголяя грудь.

И Элейн застыла. От ключицы и вниз, к животу, тянулась полоса из застарелых светлых шрамов.

Надпись на языке древних хоть и с трудом, но можно было разобрать: «Искупай грехи, усмиряя плоть». Когда-то давно кто-то вырезал символы на коже Ллойда, глубоко проникая ножом в плоть.

Элейн сглотнула, не в силах оторвать взгляда от отметин. Затем, наконец, подняла голову и посмотрела Ллойду в глаза.

Он смотрел на нее с интересом. Затем, вероятно, различив понимание и страх в глазах, понял: она знает. Его плечи поникли, а лицо неуловимо изменилось. Ллойд выглядел более уставшим, чем обычно, куда менее приветливым и будто бы разочарованным. Последние сомнения развеялись: перед ней был Художник.

– Элейн… Элейн, Элейн, – произнес он, будто бы это она оказалась душегубом, чем очень его огорчила. – Зачем же ты сюда пришла?

– Я убегала от стражи Ковина, – пролепетала она, все еще надеясь выбраться из комнаты живой. – Я… отомстила…

Ллойд склонил голову набок и снисходительно поджал губы, будто глядел на ребенка, резвящегося у ручья.

– Переоделась лакеем и поцеловала его на глазах у всех, – продолжала Элейн.

Пока обвинительные слова в его адрес не прозвучали, пока она не произнесла вслух правду, которая обрушилась на нее, еще можно было выкрутиться…

– Точнее, – продолжила Элейн, силясь совладать с дрожью в голосе, – сделала так, чтобы все решили, что это он меня целовал. То есть лакея. Его репутации конец.

Нужно было развернуться, поднять крючок, открыть дверь и выбежать наружу. Четыре простых действия, но ей не хватало духу сделать их. Она была уверена, что Ллойд набросится, стоит шевельнуться.

– Разве это месть? – спросил он.

– А что, по-твоему, месть? – с вызовом спросила Элейн.

«Убийство невинных?» – подумала, но не сказала она.

Ллойд опустил голову. Провел тонкими пальцами от ключицы до низа живота, едва касаясь полоски шрамов подушечками пальцев.

– Месть – это то, что позволит тебе найти успокоение.

Элейн стало тяжело дышать. Не хотелось верить, что ей пришел конец.

– Ты нашел? – спросила она.

Ллойд посмотрел ей в глаза, и Элейн удивилась, как раньше не замечала этот нездоровый огонек.

– Нет, пока нет, – вздохнул он. – И начинаю терять надежду.

Все чувства Элейн обострились. Она могла бы попытаться убежать в любую секунду, но остро ощущала, что Ллойд следил за каждым ее движением и точно так же готов был в любой момент начать действовать.

В отчаянии она решила воззвать к его человечности и договориться.

– Я пришла к тебе сегодня, потому что мне нужна помощь, – сказала Элейн, пытаясь звучать одновременно доброжелательно и жалобно. – Если все будет так, как я думаю, Ковин уничтожен. То, что сегодня увидел король, – несмываемое пятно на репутации. Ковина сместят с поста мормэра. Но его стража охотится на меня. Прямо сейчас они рыщут по этой улице, чтобы найти и отвести к Ковину. Если им это удастся, меня убьют, и тогда справедливость не восторжествует. А она должна восторжествовать. Правда?

Он грустно усмехнулся.

– Помоги мне. – Умоляющим голос получился сам собой, без усилий. – Спрячь в своей комнате. Пойдем наверх и…

Она развернулась и открыла крючок. Разумеется, она не собиралась идти с ним в его комнату, нет. Она собиралась сбежать. Но для этого надо было выйти из помывочной. Свобода была так близко, но, когда Элейн уже почти открыла дверь, Ллойд настиг ее, навалившись и придавив к двери. Та захлопнулась, едва не прижав Элейн пальцы.

– Ты же понимаешь, что я не могу отпустить тебя, – проговорил он ей в затылок. – Не теперь.

Элейн ощущала запах влажного дерева и мыла, чувствовала сквозняк, проникающий через щель из коридора в теплую помывочную. Но все это терялось на фоне всепоглощающего страха и полной беспомощности. Мокрые волосы Ллойда коснулись ее шеи, и по телу прошла дрожь. От его близости и от осознания, кем он был, Элейн начала задыхаться.

Понимая, что сопротивляться бессмысленно, она больше не пыталась открыть дверь или оттолкнуть Ллойда. Замерев, она тихо спросила:

– Зачем ты убивал всех этих девушек?