твоего брата, возможно, разрушена, а ты, смеясь, обсуждаешь это с человеком, который тому виной.

– Между нами не было никакой тесной связи, кроме кровной, – отмахнулся Оддин.

– Какая мелочь.

– Это действительно так, – он устало выдохнул. – Я не обязан питать к нему добрые чувства лишь потому, что он родился у тех же родителей, что и я. Ковин плохой человек, он унаследовал жестокость от отца, поэтому к этим двоим я не испытываю ни любви, ни сострадания, ни какой-либо душевной привязанности. Брат или не брат, он получил по заслугам.

Пару минут они ехали в тишине.

– У меня было четверо братьев, – наконец проговорила Элейн негромко. – Трое старших. Я долго была малышкой, которую они баловали. Потом появился Донни. Мама говорила, я в одно мгновение превратилась в заботливую нянечку, примерную старшую сестру. Когда он чуть подрос, мы любили играть вместе, но я все равно чувствовала, что должна приглядывать за ним. Я любила их всех безусловной любовью. Да просто потому, что мы когда-то родились у одних родителей. А еще потому, что они были лучшими, кого я знала.

Воспоминания все еще причиняли боль.

Наконец они оказались у краснокирпичного дома с синей дверью, вокруг которой пышно разрослась глициния. Элейн подумала, что это дом Оддина, но он постучал – значит, был тут гостем.

Им открыла миловидная служанка, и они прошли в комнату с мебелью из темного дерева. Верхняя часть стен здесь была обтянута изумрудной тканью с набивным рисунком, нижнюю покрывали деревянные панели. Пол, как любили в Мидленде, устилала черная и белая плитка. Среди нескольких картин в массивных золотых рамах внимание Элейн привлекла самая большая, изображающая двух мальчиков со светлыми кудрями. Нетрудно было догадаться, что художник изобразил братьев Торэмов. Но мастер подошел к делу поверхностно: братья были похожи как одно яйцо на другое.

Не успела Элейн сесть в предложенное Оддином деревянное кресло, как в комнату вошла та самая женщина, что сопровождала его на балу.

– Госпожа Торэм, – прошептала Элейн, испытывая одновременно стыд, страх и желание достать клинок Оддина и все же всадить его хозяину между ребер.

– Добрый вечер, Элейн Мун, – отозвалась та голосом, лишенным всяких эмоций.

По ее лицу, движениям, интонациям было невозможно понять, как она относилась к гостье.

Вся усталость, накопившаяся за вечер, вдруг навалилась на плечи Элейн, заставив почувствовать себя столетней старухой. Повернувшись к Оддину, она произнесла:

– Пожалуйста, объясни, что ты хотел и зачем привез сюда.

Оддин дождался, пока его мать прошла к окну, повернулась и посмотрела на сына с выражением вежливой заинтересованности.

– Мы должны действовать сообща, чтобы прекратить эту череду убийств, – заявил Оддин.

– Похвальное стремление. – Элейн гордо подняла подбородок, все еще не находя в себе сил смотреть на госпожу Торэм. – Ты мог оставить меня сейчас на улице, я бы исчезла из ваших жизней.

Он покачал головой:

– Я же объяснил, тебя ищет полгорода. Да, если бы Ковин поймал тебя, на этом, вероятно, все бы и закончилось. Ты ведь последняя из рода Мун? Никто не придет мстить?

– Если только духи. Или мой собственный дух.

– Вы похожи на девицу, которая может явиться в образе духа, – заметила госпожа Торэм. – Очень нахальны.

Элейн стыдливо опустила голову. Она не знала, как вести себя. В голосе хозяйки дома не было злости, однако и утверждать, что она шутила, тоже было нельзя.

– Не беспокойтесь, к вам я не приду. Если только чтобы поблагодарить за заботу. – Она бросила взгляд на Оддина.

– О нет! – воскликнул он. – Не стоит благодарности!

– Пройдемте в столовую, – предложила госпожа Торэм, вздохнув. – Вы наверняка не ели весь день.

Элейн с тревогой взглянула на госпожу Торэм: что можно от нее ожидать? Пускай Оддин отрекался от своей родни, уверяя, что не испытывает никаких проблем с тем, что Элейн опозорила Ковина на весь город. Но что насчет матери? Следовало ли опасаться яда в стакане воды?

То ли заметив сомнение в глазах гостьи, то ли просто догадавшись о ее мыслях, госпожа Торэм снисходительно уточнила:

– Хватит стоять с таким лицом, будто вы на плахе. Думаете, мой сын привез бы вас в этот дом, если бы считал, что вам тут угрожает опасность?

Элейн чуть расслабила плечи, понимая, что действительно была очень напряжена. Но ответила она не без дерзости:

– Мы не настолько близки, чтобы я могла разгадать мотивы господина Торэма. В человеке легко обмануться.

– Полагаю, вы выяснили это непростым путем… – задумчиво произнесла госпожа Торэм. А затем, подойдя к Элейн, глядя в глаза, сказала: – Ковин всю сознательную жизнь совершает поступки, которые я не одобряю. Я не могу их предотвратить, но и принять не в силах. Если ему приходится расплачиваться за собственные деяния, то это целиком и полностью его забота. Он никогда не искал моей поддержки, не получит ее и сейчас.

Медленно кивнув, Элейн позволила увести себя из комнаты.

Пока она утоляла голод запеченными овощами и кружкой эля, Оддин переговаривался с госпожой Торэм.

– Ты знаешь, что Ковин намерен делать? – спросил он.

– Твой брат не счел нужным делиться со мной своими планами. Впрочем, судя по выражению его лица, он вообще был не в состоянии разговаривать. Боюсь, если он не найдет девушку, то убьет сегодня кого-то другого.

Элейн почувствовала, как еда застряла в горле, поэтому торопливо глотнула горьковатый напиток.

– Полагаю, до утра он останется дома, ожидая новостей от стражи, – продолжила госпожа Торэм. – Вероятно, напишет пару писем, чтобы заручиться поддержкой высокопоставленных лиц. Любопытно, однако, что, когда я покидала его дом – а делала я это в числе последних, – Донун тоже ждал, пока подадут экипаж. И он даже не взглянул на меня, хотя прежде ни разу мне не удавалось избавиться от назойливого внимания нашего наместника. Крысы бегут с корабля… Не уверена, что кто-то захочет поддержать Ковина.

Оддин потер подбородок.

– Тебе нужно уехать из города, – заявил он. – По крайней мере, на время.

Госпожа Торэм фыркнула.

– Мама, необходимо это сделать. – Слова прозвучали твердо. – Неизвестно, на что способна обезумевшая толпа, а, как ты верно заметила, многие решат воспользоваться шансом избавиться от жестокого мормэра. Слухи разлетятся быстро. Тебе нужно уехать.

– Предлагаешь тоже бежать? – Она вздернула подбородок. – Свет будет с большим удовольствием смаковать эту новость на всех ближайших собраниях.

– Ты же не хочешь лишать их такого удовольствия своим присутствием? – Оддин поднял светлую бровь.

Они обменялись взглядами, и было ясно, что госпожа Торэм разделила шутку.

– Я собиралась провести первые дни лета в Улье. Это поместье на границе с Кападонией, – светским тоном уточнила она для Элейн. – Там добывают вересковый мед. Очень красивое место, но