"Я сказал Василию, что тебе нельзя расстраиваться иволноваться, у тебя от этого мозги отказывают. В твоей медицинской картенаверняка записано все, что касается лекарств. Ты поняла, чего я хочу оттебя?"

- Давай будем учиться выводить математические символы,- говорил он между тем. - Смотри внимательно и запоминай, какой символ каквыводить на экран. Для этого устанавливаем специальный режим и пользуемсяклавишей АН... Некоторое время они действительно занимались делом, потом Наташаначала все чаще ошибаться и забывать то, что ей показывал Мирон.

- Да что с тобой? - с досадой спросил он. - Что ж тысегодня такая бестолковая? После бессонной ночи, что ли? Губы Наташи задрожали,она отвела глаза. "Тьфу, болван, - обругал себя мысленно Мирон. - Зачем ятак с ней? Девочка в такой сложной ситуации, а я от нее требую Бог знает чего.Другая на ее месте вообще ничего не соображала бы от ужаса, а она держится, идержится превосходно".

- Я боюсь, - еле слышно проговорила она.

- Чего ты боишься? - спросил он как можно равнодушнее.

Внутри у него все похолодело. Так и есть, она не выдержала,забыла обо всем и сейчас начнет обсуждать с ним вслух то, что предназначенотолько для молчаливого и беззвучного монитора компьютера. Все пропало. А какойбыл замысел!

- Я боюсь умереть здесь. Ты говорил с ВасилиемИгнатьевичем про лекарства?

- Нет, не говорил.

- Ты же обещал! Я так надеялась на тебя. А сегодняопять пришел этот заморский врач и сделал мне укол. Он пришел один, без ВасилияИгнатьевича, и я даже не смогла ничего ему объяснить, он же не понимаетпо-русски. А вдруг мне станет плохо? Здесь никто не знает, как мне помочь. Я немогу ни о чем думать, кроме этого, понимаешь? Ты сердишься, что я бестолковая,а как я могу не быть бестолковой, если я все время только и делаю, чтоприслушиваюсь к себе, нет ли признаков отека, озноба, зуда. Ты не понимаешь,что такое аллергия! Ты не понимаешь, как это страшно, когда вдруг чувствуешь,что дышать становится все труднее, в горле появляется ком, и он разрастается,разрастается, заполняет собой все пространство, и ты уже не можешь глотать, апотом начинаешь задыхаться! Она уже не говорила шепотом, она почти кричала, полицу ее текли огромные прозрачные слезы, губы тряслись. Мирон смотрел на нее ис трудом удерживался, чтобы не дать торжествующей улыбке прорваться на лицо.Она все поняла. И она все делает как надо.

- Хорошо, - сухо произнес он, - я сейчас же поговорю сВасилием, если ты настаиваешь. Только, ради Бога, перестань плакать, меня раздражаютженские слезы.

Он резко поднялся и вышел из комнаты. И тут же наткнулся нанедоумевающий взгляд охранника: с чего это Мирон вышел от девушки без команды?Он должен заниматься с ней до тех пор, пока не привезут обед. Только тогда емуразрешено пойти к себе.

- Мне срочно нужен Василий, - твердо сказал Мирон. -Очень срочно. Я не вернусь к девушке, пока не поговорю с ним.

Охранник, не ответив ни слова, снял трубку висящего на стенетелефона. Через пару минут Мирон уже сидел в комнате Василия.

- Слышал, слышал, - озабоченно произнес тот. - И что тыпредлагаешь?

- Мое дело - предупредить. Она так напугана, что неможет заниматься. Если это правда, что должны приехать какие-то люди, чтобыоценить ее интеллектуальный уровень и знание математики, то могу вам обещать,что они будут страшно разочарованы. Я и раньше обращал внимание на то, чтоНаташа показывает очень неровные результаты, то блестящие, то совсемникудышные, но никак не мог понять, с чем это связано. Теперь я догадываюсь,что у нее, по-видимому, бывают боли или она просто плохо себя чувствует, новынуждена терпеть, потому что боится, что вы дадите ей не то лекарство. Ясчитаю, что вы должны знать об этом. В состоянии стресса, а тем более приболях, она не может работать. Если же вы будете давать ей лекарства, топоследствия могут оказаться фатальными. Вы что, не знали об этом, когдапривезли ее сюда?

- Не твое дело, - хмуро буркнул Василий. - Она сама-тознает, чего нельзя ей давать?

- В том-то и дело, что нет. Врачи в больнице знали, иэтого было достаточно. Я по себе знаю, врачи больным почему-то этого неговорят, только в карту записывают. У меня один раз было такое. Мне аппендицитвырезали, так врач после операции сказал, что я дал аллергическую реакцию наодно лекарство. Так и сказал: "на одно лекарство". А на какое именно,сказать не удосужился. Вы ж знаете, как врачи к больным относятся. Как кподопытным кроликам, которым и знать не обязательно, что такое с ними проделывают.

- В карту, говоришь, записывают? - задумчиво повторилВасилий. - Ладно, я посмотрю, что можно сделать. Возвращайся к девочке иработай. Кстати, что это ты там затеял с текстовыми редакторами? Лучше быхимией с ней занимался.

- Вы не правы, - горячо возразил Мирон. - Сейчас безкомпьютеров нигде не работают. Умение работать с текстами всегда смотритсяочень выгодно, если речь идет о работе. Конечно, если вы что-то недоговариваетеи речь идет не о том, чтобы дать Наташе какую-то работу...

- О том, о том, - нетерпеливо перебил его Василий. -Больно ты заботливый, прямо брат родной.

- Так это от скуки, - усмехнулся Мирон. - Надо же чемтозаняться, коль вы на волю не пускаете. Отпустили бы меня в поселок, я бы тамсебе зазнобу приискал.

- Перетопчешься. Зазнобу ему... Иди работай.

Мирон вернулся в комнату к Наташе. Лицо ее было заплаканным,но в глазах горел немой вопрос. Он молча уселся рядом с ней за компьютер. Насвободном поле красовались ряды математических символов, а под ними вопрос:

"Я правильно поступила?"

Он сделал вид, что внимательно разглядывает написанные еюформулы. Потом одобрительно кивнул.

- Умница, все сделала правильно. Можешь ведь, когдасоберешься. Тебе совершенно нельзя волноваться и расстраиваться.

- Да, я знаю, - кивнула Наташа.

Теперь в глазах ее было торжество.

Николай Васильевич Ташков помнил свою ученицу Смирнягинуочень хорошо.

- Жаль, что она совсем забросила спорт, - сказал он,когда Александр рассказал ему о своей встрече с Зоей. - Очень способная быладевушка. Как у нее жизнь сложилась?

- Не очень. Живет с родителями, работает корректором.Крутит роман с мужиком, который успешно морочит ей голову наличиемнесуществующей жены, которую он якобы не может бросить. А она, дурочка, веритему.

- Странно, - покачал головой Николай Васильевич, - онаведь была красивой девочкой. Подурнела?

- Что ты, папа, она стала еще красивее.

- Ты, кажется, был в нее влюблен? Не отводи глаза-то, -усмехнулся Ташков-старший, - не думай, что я ничего не замечал.