что при этом сумел собой остаться. Потому что если поддаешься, превращаешься в скотину, типа вельша. В тупую, ведомую, не думающую скотину. У нас же еще культивировалась преданность, — добавил он. — Семье, в частности. И какую бы гадость не делала семья, эту гадость следовало признавать безоговорочно хорошим поступком. И ведь я до какого-то момента в это верил, — признался он с горькой усмешкой. — Хорошо, хоть потом дошло, что и как на самом деле. Ладно, не суть важно. Будет связь, давай послезавтра только. Пройдем подальше, а там… есть там пара мест, которые подходят.

— Ну и славно, — кивнул Ит. — Надеюсь, больше нам окаок не встретится, да и что-то другое не помешает.

— Я тоже надеюсь, — согласился Рэд. — Вчера… это было немного слишком. Такие фокусы лучше не повторять.

Глава 20. Вести с луны

Побережье Кратоги в этой области тоже выглядело диким, но берег оказался пологим, и гор со скалами уже не было, вместо них дальше, за невысоким береговым обрывом, начиналась степь, пустая и бескрайняя. Рэд рассказал, что это место безопасно, то есть раньше считалось безопасным, но оно унылое настолько, что здесь кто-то останавливается только по большой необходимости, и нечасто. Встаем на якорь метрах в двухстах от берега, на ботике по очереди высадимся, и отойдем от прибрежной полосы метров на тридцать, должно хватить. Погода спокойная. Скорее всего, останемся тут на ночь — потому что по ночам ветра тут обычно не бывает, и нет смысла тащиться обратно, утром, когда поднимется ветер, уйдем, и снова встанем не курс.

— Заодно можно шашлык пожарить, — мечтательно произнес Лин. — Или, может, рыбы наловим? И тоже на костре?

— А это идея, — обрадовался Рэд. — Ит, Скрипач, вы как?

— Мы за любой кипишь, кроме голодовки, — заверил Скрипач. — Сперва шашлык, или рыба, неважно, потом связь. Так?

— Да, тут по времени, — кивнул Рэд. — Но учтите, там, в степи… словом, не всё так просто. Степь-то вроде бы пустая, но…

— Но на самом деле не пустая, — догадался Пятый. — Рэд, там же есть зивы, да? Я прав?

— Есть, — кивнул Рэд. Кивнул, и улыбнулся, словно это была такая игра. — Лучше не ходить.

— Слушай, не темни, — попросил Пятый. — Ты ведь не просто так предложил высадиться на берег, так?

— Ну да, на самом деле так и есть, — сдался Рэд. — Там… это единственное место, в котором я с ними общался когда-то. По-настоящему. Правда, очень давно, полсотни лет прошло, а то и больше. Подумал, что, может, и вам повезет.

— А вот это было бы хорошо, — Пятый задумался. — Что-то мне подсказывает, что всякие «просто так» для нас кончились. Потому что тут уже всё не просто так. От и до.

— Верно, — кивнул Ит. — Что-то чувствуешь?

— Я-мы-я чувствуем, — признался Пятый. Лин кивнул. — После моста — особенно. И после нашего разговора, тогда. Ну, после русалки, и того, что мы поняли. Кажется, мы нащупали что-то действительно важное.

* * *

К экспедиции на берег готовились основательно — по словам Рэда выходило, что надо взять много всего, от питьевой воды, до растопки для костра. Плавника наберем, там всегда полно плавника, объяснял Рэд, костер будет из чего разжечь, но вот всё остальное надо брать с «Либерти», и еще обязательно надо снять утилизатор, и тоже взять с собой. А еще одеяла, фонари, посуду, и средство от мошки, тут есть местная кусачая мошка…

— У тебя гитары нет случайно? — спросил Скрипач с интересом, когда Рэд остановился, чтобы перевести дух.

— Эээ… а ты что, умеешь играть? — удивился тот.

— Так что, есть? Немножко умею, мы все умеем, — пожал плечами Скрипач.

— Вообще-то есть, складная, маленькая, — кажется, Рэд смутился. — Но я ее несколько лет не доставал, может, она и не работает уже.

— Покажи, — потребовал Лин. — Мы с этим вот тоже умели когда-то. Костёр, гитара… Романтика. Тащи её сюда.

Гитара оказалась плохонькой, старой, складной, со слабым невыразительным звуком, но — она была рабочая, и включилась без проблем, кажется, Рэд сам удивился этому факту. Лин для пробы взял несколько аккордов, удовлетворенно кивнул: автоподстройка тоже работала, и гитара звучала пусть и слабенько, но правильно.

— Здорово, — одобрил Лин. — Может, вечером и побренькаем.

— О, я знаю такую песню, — оживился Скрипач.

— Только не это, — ледяным голосом произнес Ит.

— Какую песню? — спросил Пятый.

— Ну, про прекрасную женщину Раису и кота, — туманно объяснил Скрипач. — Вечером будет самое оно.

— Только попробуй, — процедил Ит.

— Так что за песня-то? — Лин заинтересовался.

— У нас был друг, Безумный Бард. Таенн. Сейчас… в некотором смысле он живет на Берегу, в посмертии. Так вот этот самый Таенн на досуге и в подпитии писал иногда чудовищно похабные песни, — объяснил Ит. — А некоторые рыжие подлые твари…

— Ладно тебе, нормальная песня, — отмахнулся Скрипач. — В караване она, помнится, всем понравилась.

— Слава небесам, мы не в караване, — отрезал Ит. — Не позорь меня, пожалуйста. Ну хотя бы раз в жизни.

— Угу, сейчас, — хмыкнул Скрипач. — Тебя опозоришь.

— Я всё Киру расскажу, — пообещал Ит.

— Расскажи, — хмыкнул Скрипач. — А то он эту песню не знает.

— Ой, ну вас всех, — махнул рукой Ит. — Пошляки. Пой, что хочешь.

— И буду! — рявкнул Скрипач. — Буду петь, что хочу.

— Ещё бы ты петь умел…

* * *

На ботике пришлось мотаться между берегом и «Либерти» аж целых четыре раза, уж больно мало в него помещалось вещей и пассажиров. Наконец, на берег перетащили всё, что запланировали, сложили вещи в отдалении от линии прибоя, у единственного имеющегося здесь большого камня, и стали осматриваться.

— Рэд, а купаться тут можно? — спросил Скрипач.

— Что? А, да, можно, — ответил Рэд. — Давайте только дрова сначала соберем, а то стемнеет, будет не очень удобно.

День действительно уже клонился к вечеру, ветер успокоился, волнение улеглось почти полностью. Тишина, которую нарушает лишь слабый и тихий голос моря. Подмытый штормами берег, невысокий склон — Ит, повинуясь какому-то непонятному чувству, поднялся на него, и услышал позади себя шаги. Обернулся — рядом с ним стоял Пятый.

— Степь, — сказал Ит.

— Да, степь, — почти беззвучно ответил Пятый.

Перед ними сейчас действительно лежала степь, ровная, бескрайняя — и купол неба стоял над ней, огромный купол абсолютно чистого и пустого неба, уже начинавшего перецветать в предзакатные краски: ультрамариновая полоса над горизонтом, бирюзовое сияние, слепящая синь, линялый голубой ситец, золотистое марево над золотистым же морем.

Ит присел на корточки, провел рукой по траве — и та отозвалась знакомым, но давным-давно забытым ощущением. Жесткая, полегшая от жары светлая степная трава, почти как там,