– Вот так, – приговариваю я. Потом беру еще два пакетика и проделываю то же самое, а пятый кладу горизонтально, поверх этих треугольничков, соединяя их в единую конструкцию.

– Эйвери Кайли Грэмбс! – с улыбкой восклицает мама, сидящая за тем же столиком напротив меня. – Я тебе что говорила про строительство сахарных за́мков?

Смотрю на нее, улыбаясь до ушей.

Ровно на этом моменте и заканчивался сон, который мне недавно приснился, но теперь, держа в руках пакетик с сахаром, я мысленно шагнула дальше. Человек, сидящий за соседним столиком, смотрит на меня. Спрашивает, сколько мне лет.

– Шесть! – отвечаю я.

– А меня дома ждут внуки примерно твоего возраста, – говорит он на это. – Скажи-ка мне, Эйвери, а ты знаешь, как правильно пишется твое имя? Полное имя, которое минуту назад назвала твоя мама?

Конечно, знаю. И по очереди называю буквы.

– Мы с ним встречались, – тихо проговорила я. – Всего один раз, много лет назад. Это была мимолетная, совершенно случайная встреча. Тобиас Хоторн услышал, как мама называет меня по имени. И попросил рассказать, как оно правильно пишется.

– Анаграммы он любил даже больше, чем виски, – подметил Нэш. – А уж хорошее виски было его страстью, тут не поспоришь.

Неужели Тобиас Хоторн мысленно переставил буквы моего имени сразу же, как его услышал? Позабавило ли его, что в нем оказались зашифрованы именно эти слова? Мне вспомнилось, как Грэйсон грозился нанять помощников, которые разузнают самые нелицеприятные подробности моей – и маминой – биографии. Неужели Тобиасу Хоторну тоже было дело до нашей жизни? Неужели он поступил точно так же?

– Он наверняка следил за твоей жизнью, – взволнованно подметил Грэйсон. – За жизнью крохи с таким забавным именем… – Он перевел взгляд на Джеймсона. – И, видимо, разузнал дату ее рождения.

– И после смерти Эмили… – Джеймсон выдержал паузу и смерил меня внимательным и долгим взглядом. – Первым делом вспомнил о тебе.

– И решил оставить мне все свое состояние только из-за имени? – переспросила я. – Это же сущее безумие.

– Ты же сама говорила, помнишь, Наследница: он лишил нас состояния не из-за тебя. Мы все равно ничего бы не получили.

– Деньги планировалось отдать на благотворительность, – возразила я. – А ты что же, хочешь сказать, что он вот так, ни с того ни с сего, уничтожил завещание, которое подготовил аж двадцать лет назад?

– Ему надо было чем-то привлечь наше внимание, – предположил Грэйсон. – Чем-то странным, до того неожиданным, что сразу будет понятно…

– Что это – новая загадка, – закончил за него Джеймсон. – Которую мы не сможем пропустить. Которая нас растормошит. И сблизит – всех четверых.

– Станет противоядием, – добавил Нэш непривычным тоном. Сложно было понять, что за ним скрывается.

Они знали старика как никто. А я – не знала совсем. И все эти слова для них имели смысл. Для них случившееся вовсе не было стариковской прихотью. Это была игра, сопряженная с большим риском. И я была ее частью. Тобиас Хоторн сделал ставку на то, что мое присутствие в Доме все изменит, вскроет давние тайны, что эта последняя головоломка все преобразит.

После гибели Эмили братья рассорились, но старик верил, что я смогу их сплотить.

– Я же тебе говорил, солнышко, – подал голос Нэш. – Никакой ты не игрок. Ты – стеклянная балерина – или нож.

Орен поджидал меня в Большой зале. Само это обстоятельство меня насторожило. Интересно, подумала я, а зачем он вообще оставил меня одну? Неужели ему и впрямь кто-то позвонил – или, может, сам Тобиас Хоторн велел ему в какой-то момент самоустраниться, чтобы мы все впятером могли завершить игру?

– А вы вообще знаете, что там, внизу? – спросила я своего телохранителя. Он ведь по-прежнему хранил верность бывшему начальнику и ставил его куда выше меня. Интересно, а какие еще инструкции он вам дал?

– Не считая туннелей? – уточнил он. – Нет. – Он обвел внимательным взглядом меня, а потом братьев. – А надо?

Мне вспомнилось все, что было, пока Ксандр ходил за остальными. Вспомнилась Ребекка и ее слова. Упоминание Скай. Я посмотрела на Грэйсона. Он поймал мой взгляд. Я прочла в его глазах вопрос, надежду и что-то еще – что-то незнакомое.

И сказала Орену одно только слово:

– Нет.

* * *

А вечером я сидела за письменным столом Тобиаса Хоторна, единственным в моем крыле. И держала в руках письмо, оставленное мне.

Раньше я все гадала, за что же он просит прощения, но теперь решила взглянуть на случившееся под другим углом. Может, он оставил мне состояние вовсе не в качестве извинения. Может, он извинялся именно за то, что оставил мне свои богатства. За то, что использовал меня.

Ведь я оказалась здесь ради его внуков.

Я сложила письмо пополам, а потом и вчетверо. Все это никоим образом не связано с моей мамой. Каких бы тайн она ни скрывала, разговоры о них шли задолго до гибели Эмили. По большому счету, это головокружительное, немыслимое, шокирующее стечение обстоятельств не имело ко мне прямого отношения. Я была всего лишь «крохой с забавным именем», которой повезло с датой рождения.

А меня дома ждут внуки примерно твоего возраста, – вновь прозвучал в ушах голос пожилого миллиардера.

– Все затевалось ради них, – сказала я вслух. – И что же мне теперь делать? Игра окончена. Головоломка разгадана. Мое предназначение исполнено. Еще никогда в жизни я так остро не ощущала своей ненужности.

Взгляд опустился на компас, встроенный в столешницу. Как и в первый раз, когда я оказалась в этом кабинете, я повернула компас, и панель приподнялась, обнажив потайной отсек. Я скользнула пальцами по букве «Т», вырезанной на дереве.

А потом посмотрела на письмо. На подпись Тобиаса Хоторна. Т. С. Х.

Снова взглянула на стол. Как-то раз Джеймсон упомянул о том, что его дед вообще не покупал столов без тайников. Теперь, когда я сыграла в игру и пожила в Доме Хоторнов, я взглянула на все другими глазами. Подергала деревянную панель, на которой была вырезана буква «Т».

Ничего.

Опустила палец на букву и надавила. Дерево поддалось. Тихо щелкнуло. Но потом вернулось на место.

– «Т», – произнесла я вслух. И снова нажала на букву. Новый щелчок. – «Т».

Я остановила на панели пристальный взгляд. Прошло немало времени, прежде чем я заметила прореху между столешницей и панелью, у самого основания буквы. Я нырнула пальцами под букву и нащупала еще один выступ, а над ним – защелку. Отодвинула ее в сторону, и панель вдруг повернулась против часовой стрелки на девяносто градусов.