– Госпожа? Что вы здесь делаете? И что случилось с огнем? Вы тут замерзнете до смерти, сидя вот так, без своего плаща.

Я подняла голову – всё вокруг изменилось! Всего в нескольких шагах от меня стояла Астер, но за ее спиной на сотни, на тысячи миль раскинулся другой город. Стены галереи исчезли, был лишь бескрайний, бесконечный горизонт и тысячи людей, они стягивались все ближе, смотрели, ждали… Там были поколения и поколения, и среди них, на расстоянии вытянутой руки от Астер, стояла Венда.

– Вас ждут, госпожа. Там, снаружи. Вы разве не слышите?

Распущенные волосы, лежавшие у меня на плечах, взметнулись вверх – по галерее легким смерчем пронесся ветер, щекоча мне шею.

Сиарра.

Джезелия.

Голоса становились все громче, перекрывали свист ветра – причитания матерей, сестер и дочерей прошлых поколений, те же голоса, что я уже слышала однажды в долине, когда предавала земле тело брата, – поминовения, которые раздирали далекие небеса, от которых земля начинала кровоточить. Моления, в которые помимо звуков были вплетены звезды, прах земной и вечность.

Да, я слышу их.

– Астер, – прошептала я, – осмотрись и скажи мне, что ты видишь?

Девочка послушно покрутила головой и развела руками.

– Я вижу грязный пол, которому нужна хорошая уборка. – Она нагнулась и подняла алый лоскуток, оставшийся после ухода портних. – И вот такие обрезки.

Она подошла и положила кусочек ткани мне на ладонь.

Галерея тут же снова стала галереей с осязаемыми стенами. Тысячная толпа исчезла, как не было. Я зажала ткань в кулаке.

Все пути принадлежат миру. Что есть магия и чего мы не в силах понять?

– Вам нехорошо, госпожа?

Я встала.

– Астер, сходи, пожалуйста, за моей накидкой. Отсюда, с террасы галереи, лучше видна площадь.

– Ох, только не эта стена, госпожа!

– Почему?

– Да ведь говорят, что именно с нее, – она понизила голос до таинственного шепота, – давным-давно упала сама госпожа Венда.

Астер робко оглянулась, словно опасаясь увидеть привидение.

Услышав это, я вздрогнула, но замешательство длилось недолго. Я решительно распахнула дверь на стену. Петли заскрипели, предостерегая на свой лад. Стена передо мной была довольно низкой, уступ террасы широким – как и повсюду в Санктуме.

– Я не упаду, Астер. Обещаю.

Астер закивала, так что бусины на ее платке отозвались звоном, и шустро припустила к выходу.

* * *

Я сидела на стене, кутаясь в накидку. Терраса галереи оказалась широкой, с нее открывался вид на площадь. Сначала я вознесла свои поминовения.

Чтобы не повторять ошибок прошлого,

мы должны помнить свою историю,

передавая от отца к сыну, от матери к дочери,

и всем моим братьям и сестрам Венды,

ибо хватит и одного поколения,

чтобы навек утратить историю и истину.

Внимайте же истории верных,

Шепоту вселенной,

Истинам, летящим по ветру.

Я пела о мужестве, скорбях и надежде, о том, как можно видеть не глазами и слышать не ушами, о путях веры и языке познания, что скрыты в сердцах каждого из них, о пути древнем, как само мироздание. Я говорила им о вечных вещах, о том, что остается, и о пробуждающемся от сна драконе.

Ибо не только врагу извне

Должны мы суметь дать отпор,

Но и внутреннему врагу,

Что другом прикинуться рад.

И да будет так,

Сестры сердца моего,

Братья души моей,

Плоть от плоти моей,

На веки веков.

Тихое «на веки веков» поднялось от толпы мне навстречу, и постепенно люди начали расходиться, спеша в тепло своих лачуг. «И да хранят вас боги от зла», – добавила я про себя.

Подобрав полы плаща, я хотела уже вернуться в галерею, как внезапно стих ветер. Мир погрузился в непривычное безмолвие, и с неба начали падать белые хлопья. Неторопливо кружась, они опускались на уступы стен, на улицы, мне на колени – белые, искрящиеся, волшебные. Снег. Он касался моих щек, как невесомые, холодные перья – в точности, как описывала тетушка Бернетта. Нежные хлопья таяли на моей протянутой ладони, и внутри у меня вдруг защемило от острой тоски по дому. Вот и пришла зима. Мне почудилось, что передо мной закрывается дверь.

Каден

Мы с Комизаром медленно прогуливались вдоль стены башни Ягмор. Поодаль за нами плелись Малик, Гриз и двое из братии – Джорик и Терон. Наконец Совет собрался в полном составе, и на завтра было назначено первое официальное заседание, однако неофициальные встречи уже проводились. Комизар тайно собрал рахтанов, чтобы распределить, кто будет сидеть рядом с теми наместниками, от которых можно ждать неожиданностей. Рахтаны относились к ближнему кругу, десятка преданных долгу воинов, которые никогда не изменили бы ни друг другу, ни Венде. Здесь было нечто большее, чем просто долг: особый уклад жизни, принимаемый каждым из нас, связь, которую ни один из нас не должен был ставить под сомнение. Наши поступки, мысли, всё, что нас касалось, складывалось в единую силу, заставляющую даже чивдаров взвешивать слова в разговорах с нами.

Всех волновало то, что содержание огромной армии легло на провинции тяжким бременем. Нужно потерпеть еще одну зиму, повторял Комизар, только одну – но она необходима, чтобы уточнить все планы, обеспечить стабильность поставок, заполнить арсеналы новым оружием. Комизар и чивдары точно просчитали, что именно необходимо. Однако уже то, что за одну осень мы лишились двух наместников, говорило о недовольстве и брожениях, да и другие наместники перешептывались, недовольно нахмурившись. Перед рахтанами стояла задача не допустить их объединения между собой – нам предстояло втираться к ним в доверие, успокаивать страхи, манить обещанием щедрых наград, если же не удастся соблазнить посулами, припугнуть последствиями. Но решающую роль в игре предстояло сыграть Лии. Это была новая тактика, показывавшая, как можно успешно воздействовать на простой народ, чтобы заполучить еще хоть несколько крох от тех, кого наместники, казалось, выжали уже досуха. А если кланы будут воодушевлены, то, значит, и наместникам станет спокойнее – они уже чувствовали, как мишени на их собственных спинах сжимаются, становясь меньше.

Комизар вернул меня в круг единомышленников, хотя обычно такое было не в его правилах. Впечатление от моей дикой вспышки, когда я на него бросился, немного скрасила легкая победа над эмиссаром. Я подтвердил, что остался рахтаном до мозга костей и готов слепо выполнить любой его приказ. Никто не вспоминал о том, как я накричал на Лию, но я знал, что весьма обязан и этому эпизоду. Именно благодаря ему мой проступок остался без последствий – и не только в глазах Комизара, но и всей братии. Все понимали: в трудное время Убийца не дрогнет и останется верен долгу.