Лесьяра, верно, что для чего-то другого мы рождены, что предатели мы прирождённые, а не охотники.

— И что же… — растерянно Вран спрашивает. — Родители ваши ушли, а вы здесь остались?

И не укладывается это у Врана в голове — нет же, нет, наоборот всё должно быть, к лютам люди всегда попасть мечтают, а не люты — к людям. В деревню какую-то рвануться, ещё и детей бросив? И в сказке такое Вран услышал бы — не поверил.

— И ушли, и остались, — кивает Нерев.

— И зач…

— Если б знал я, Вран, — мрачно его Нерев прерывает. — Если бы знали мы с Вереном… Но не хочет Лесьяра ни сама рассказывать, ни другим позволять. Сначала обрадовался я даже старикам этим — а потом понял: разница-то невелика, и у них уста на заслоне. Не знаю я, ни почему родители наши отсюда сбежали, ни нас почему бросили, ни почему Лесьяра нам не доверяет — просто вижу я это, а Верен видеть… Вот засранцы какие. Нашлись всё-таки. Эй! Что к нему лезете, а? К старикам, может, лучше залезете? Заждались они вас уже!

И действительно: Горан с Зораном из леса вынырнули. Напрягается Нерев тут же: сами-то по себе безобидны они, да Верен недовольством своим любую лучину пламенем ярким зажжёт, если не в духе будет.

— О, Нерев! — оживляется один из близнецов.

— О, Вран! — вторит ему другой.

— О, Верен! — одновременно они заключают.

Если похожи Верен с Неревом друг на друга смутно только, движениями лица неуловимыми, ростом, чертами какими-то, которые и назвать-то сразу нельзя, то как с одного куста две ягоды Горан с Зораном.

И катятся две эти ягоды румяные, высокие и широкоплечие прямо к Верену, на Врана с Неревом едва взглянув.

— Здорово, Верен!

— Да найдёшь ты в лесу всё, чё ищешь ты, Верен!

— А ты тут чегой это раскидал?

— А ну как и нам пригодится?

— Ну началось, — сквозь стиснутые зубы говорит Нерев.

— Ладно, идём, — быстро Вран решает. — Либо он тряпьём их этим придушит, либо они в задницу ему его засунут.

К счастью, к Врану Горан с Зораном хорошо относятся — любят даже. Уважают. Очень им в своё время понравилось, как вопреки Лесьяре он в племя лез.

— Исподнее вам бущуевское пригодится? — весело Вран спрашивает, стремительно к близнецам шагая и едва успевая под ноги себе смотреть. — Или платок его, которым он не то нос, не то жопу вытирает? Занятные вы вещи собираете — для чего, не расскажете, может, я тоже захочу?

Гыкает Горан звучно, пальцы разжимая — и рубаху мокрую отпуская, которую он у Верена выхватить пытался.

— Не-е-е, такого нам не нужно, — говорит Горан, руки на груди скрещивая.

— Точно не нужно, — говорит Зоран. — А вы чё, опять стираете? Так прополоскано всё с утра уже, не?

— А вы откуда об этом знаете? — зло Верен спрашивает. — В кустах, как клопы весенние, прячетесь, да за теми, кто делом занимается, подглядываете?

— Это ты-то делом занимаешься?

— Под дудку лесьярину прыгаешь?

— А во рту собственном она тебе скажет штаны эти замочить — что, и туда их засунешь?

Начинает лицо Верена багроветь опасно.

— Под лесьярину-то дудку? — лениво Вран спрашивает, как бы невзначай Верена к Нереву плечом оттесняя. — Да ты, Горан, совсем уже во времени потерялся — в лесу одичал, что ли? Вроде как не перебиралась Лесьяра пока к старикам, чтобы в дудки их дудеть. Хотя я бы на это посмотрел…

— Да к хренам смотреть на такое, — хохочет Зоран. — И так рожа у неё кислая, а когда время её иссушит, совсем в страх ночной превратится. Чегой там этот не-клоп не-весенний пищал? Старики беспокоятся, нас ищут?

— Ищут, — холодно Нерев подтверждает. — Лада о вас спрашивала.

— Лада… — озадаченно Зоран на Горана смотрит. — Это которая — седая или очень седая?

— Это та, которая серединка на половинку, — хмыкает Вран. — Вспомнила, что уж сутки вас не видала — так что порадуйте старушку, хоть рукой ей через оконце помашите.

— Нам, значит, руками им махать… — начинает Горан.

— …а вам — по лесу гулять? — заканчивает за него Зоран. — Ну не, тухлятина какая-то. А мы им скажем… а мы им скажем, что уж домой шли, а потом вас и гору белья этого увидали — и помочь решили. А, Горан? Что думаешь?

— Ладно, складно, — кивает Горан.

— Нет уж, спасибо, — цедит Верен. — Не нужна нам помощь ваша. Тем более что и помогать вы не нам собираетесь, верно же?

Поднимает Горан одну бровь, а Зоран — другую.

— Я не понимаю, Зоран, он нас что, обвинить в чём-то пытается?

— Да как будто не пытается, а прямо обвиняет, Горан.

— Ты что, Верен, голове своей уже не верен? Я тебе человеческим языком сказал: с вами мы пойдём. Мне что, на волчьем…

— Да хватит уже представлений этих, — фыркает Вран. — Всё верно он сказал, всецело имя своё подтвердил: нихера вы делать не хотите. Но — придётся, друзья мои. Я ведь, знаете, единству волчьему не обучен, всё я о себе думаю: задрался я уже всё это в потоке ледяном по десятому разу перестирывать, и Нерев с Вереном задрались. Хотите хоть с каким-нибудь оправданием к старикам прийти — сами всё тряпьё это выстираете, да так, чтобы Бушую придраться было не к чему. А то язык мой длинный, память острая, а ноги крепкие: не сдержусь я, как только отлынивать вы начнёте — сразу к Лесьяре пойду и всё ей про вас расскажу. И как Верена вы доканывали, и как прямо от болот за нами увязались…

— И не боишься ты? — хмыкает Зоран.

— А ну как мы тебя…

— …после откровений этих…

— …ночкой тёмной, ночкой безлунной…

— …в лесу возьмём и…

— Только вы ночками безлунными в одиночестве по лесу скачете, — скучающе Вран говорит. — Или с Баей вы меня сторожить намерены, наследницей лесьяриной? Ну давайте, попробуйте — посмотрю я на это с удовольствием. А пока тряпки в руки — и пошли.

Выхватывает Вран одежду у Верена, не без труда выхватывает — крепко Верен в неё вцепился, совсем Верену не нравится, что Вран затевает, совсем ему общество Зорана с Гораном не мило — пополам её делит и одну половину Зорану суёт, а другую — Горану.

— Ну и жук ты, Вран, — ухмыляется Зоран.

Но — беззлобно. Знает Вран, на каком языке с ними разговаривать. Почему-то уважают Зоран с Гораном угрозы подобные, почему-то лучше увещеваний любых их понимают. Но оно и к лучшему — никогда Вран увещевать особо не умел, а вот