class="p1">Самбор, Сивер, Веш… Косится Вран на Баю украдкой — и слегка прикусывает она губу, тоже на Сивера, уже на карачках ползающего, глядя, и плещется веселье в её глазах… Только вот дальше этих взглядов весёлых, учитывая количество посторонних, дело не пойдёт.

Не на то немного Вран рассчитывал, когда мгновенное «да» своё выдохнул на предложение её отправиться в лес за чудом его первым.

Не на такую толпу лютью, которая следом за ними в лес пойдёт.

Пролетела весна птицей стремительной, лениво лето крылья свои пёстрые распахнуло, на солнце пригретые, — а Вран и не заметил, как несколько месяцев прошло. Озверел Бушуй совсем после пропажи его до ночи, после одежды потерянной да после главного самого — поцелуя с Баей на его глазах. К сожалению, видела этот поцелуй и Лесьяра. К сожалению, никто из них ни рассказу Врана, ни словам других горшечников о явлении хозяина не поверил.

К сожалению, была у Бушуя власть Врана днями целыми в землянке затхлой держать, а у Лесьяры — право утвердить за ним власть эту. Наказание за самовольство. Или что-то в этом роде — Вран уж и забыл, как она там это назвала.

Не название было важно, а то, что за ним последовало. Вцепился Бушуй во Врана так, как даже в дни мрачные свои самые не вцеплялся — и застрял Вран на три долгих месяца в доме стариковском безвылазно, и не посылали его больше ни одежду стирать, ни стариков к реке сопровождать, ни в лесу с самыми древними из них гулять. Только горшки выносить Вран наружу бегал, воздух жадно глотая, только еду порой, когда Бушуй особенно милостив был или спал вовсе, из землянки соседней носил, только на собраниях общих несколько раз сидел — а Бая напротив сидела, по другую сторону круга, за спиной Лесьяры, и не слушал Вран Лесьяру совсем, да и Бая, казалось, тоже. Смотрели они друг на друга, смотрели и смотрели — только одними взглядами сыт не будешь.

И обрастал лес зеленью густой, и всё раньше птицы начинали петь, а позже — замолкать, и пробивались среди кочек притопленных на болоте цветы редкие, тусклые, скромные — а Вран лишь мельком их видел, от землянки к землянке перебегая. Даже пройтись спокойно он не мог — говорил ему Бушуй сурово: «Я до ста считаю, а коли не придёшь ты вовремя…»

…а коли не пришёл бы Вран — и этого бы лишился.

А потом пришла Бая в землянку ближе к ночи звездой сияющей, с неба упавшей, и сказала спокойно, не на Врана — на Бушуя глядя:

«Посовещались мы с Лесьярой и решили, что должен Вран чудо своё первое получить. Как раз с ягодами первыми в лесу болибошка проснулся — уже пятерых деревенских там закрутил. Хорошее это дело, не сложное — как раз для первого раза. Лесьяра, — предостерегающе она на Бушуя посмотрела, рот уж было открывшего, — добро дала, сказала я уже, Бушуй. Забираю я Врана завтра, как дела свои утренние он закончит. Ты согласен, Вран с Белых болот?»

«Да», — выпалил Вран.

И, конечно, всё равно бы выпалил, даже если б знал, что не единственная Бая, с кем он за чудом своим пойдёт — но могла бы Бая намекнуть хотя бы, чтобы не столь велико разочарование его было…

Бая теперь за Врана отвечает — Бае его за собой и вести, к этому у Врана возражений не было. Сивер первым болибошку этого в лесу увидел, Чомор бы его побрал, почему-то именно он Врана к нему привести и должен. Ладно, хорошо. Одного бы Сивера Вран, может, куда и спровадил.

Но Веш, которого Сивер с собой с лёгкой руки прихватил потому только, что Вешу «любопытно» было?..

Но Самбор, который их на границе поймал и молча за ними увязался, пояснив скупо, как обычно, что ему «делать нечего»?..

Ну что же тогда не всем племенем лютьим они выдвинулись, стариков с волчатами с собой прихватив — велика ли разница, наверняка половине любопытно, а половине делать нечего?

— Болибошка, — глубокомысленно Вран говорит, стараясь внимание Баи привлечь. — А, знаешь, Бая, в деревне-то в болибошку этого только дети малые верят. Всегда все, кто постарше, на него только тогда ссылались, когда ягодами вместо котомки животы набивали да с девками целый день от общины подальше миловались, а потом придумать к вечеру надо было, почему пустые пришли.

— Да? — насмешливо Бая на него смотрит. — И ты ссылался?

— Нечестно это как-то, — вклинивается Веш, и хочется Врану застонать. — Как это — за ягодами тебя послали, а ты не принёс ни одной? Зачем так?

Хмыкает Самбор негромко. Ещё один.

— Подрастёшь — поймёшь, зачем.

Хмурится Веш. С недоумением на Баю смотрит:

— Почему это — «подрасту»? А сейчас почему не пойму? Сивер мне всегда говорит: сначала о племени позаботиться нужно, а потом уже — о себе. Разве нельзя одновременно и с девушкой общаться, и ягоды собирать? Так веселее даже, и в четыре руки управишься быстрее, а потом — делай всё, что хочешь. Разве не так?

— Да, Вран, — лукаво Бая улыбается. — Разве не так?

— Дедуля! — гаркает из кустов Сивер. — Дедуля, ау! Выходи, мы по ягоды пришли, ты, может, тоже к нам присоединиться хочешь?

Да плевал Вран и на дедулю этого, и на вопросы вешевские, и на чудо своё даже возможное. Бая, одна Бая мысли его занимает, Бая, с которой он толком и не поговорил даже — сразу сборище это несуразное на уши присело. «Нечестно это как-то», — сказал Веш. А это разве честно — так сердце его томящееся терзать?

— Ну смотри, — вкрадчиво Вран говорит, на корточки перед Вешем присаживаясь и в глаза ему заглядывая. — Порой такие старейшины в деревне, что никакого спуску тебе не дадут — ты им одну котомку с ягодами, а они тебя за второй посылают. Ты им две сразу — а они тебе: а почему не четыре, если место такое ягодное нашёл? Иногда те, кто выше нас, слишком многого от нас требуют. Несправедливо многого — и не из нужды истинной племени, а ради развлечения собственного или даже для того, чтобы… скажем… поквитаться с тобой, за что-то там себе надуманное приструнить. Раз ты их требования выполняешь, два, три — а потом думаешь: а как долго это продолжаться-то может, а жить-то мне когда? Вот и получается, что появляются в россказнях болибошки всякие — чтобы и выговор в очередной раз несправедливый не получить, и с девушкой,