Союзники набрались храбрости приплыть на этот остров, и персы удалились. Все еще недовольным финикийцам было разрешено отплыть на родину, другие вытащили на берег свои суда на мысе Микале, где они построили укрепление из камней и стволов деревьев, окружив его глубоким рвом; там они находились под защитой третьей армии под командованием Тиграна. Союзники не отставали. Вестник призвал ионийцев к восстанию. Самосцы были разоружены подозрительными персами; милесийцы, сильно разгневанные передачей сокровищ Дидимейского Аполлона Ксерксу, были посланы охранять караваны. И тогда 27 августа 479 г. до н. э. союзники атаковали. После отчаянного сопротивления афиняне снесли плетеную стену и стали преследовать своих бегущих в укрепление врагов. В то время как другие подданные персов бежали, а ионийцы обратились против них же самих, урожденные персы погибли почти все до последнего человека, и вместе с ними — Мардонт и Тигран. Укрепление и корабли были сожжены. По их просьбе милесийцы, предавшие Дидимейского Аполлона, остались на поселении в Согдиане, где они построили новый город Бранхиды, и оракул Аполлона замолчал.

Союзники вернулись на Самос и устроили совет. Пелопоннесцы предложили, чтобы ионийцы были переселены в Европейскую Грецию на земли тех греков, которые служили персам. Афиняне возразили, и вместо этого в военный союз были приняты самосцы, хиосцы, лесбийцы и другие лояльные жители островов.

Еще не поняв, что сражение на мысе Микале было решающим, союзный флот поплыл в Геллеспонт, чтобы узнать, есть ли опасность нового вторжения, и разрушить мосты. Обнаружив их разрушенными, пелопоннесцы вернулись на родину, но афиняне решили окружить Сестос (город на берегу Геллеспонта, самый удобный пункт для переправы из Азии в Европу. — Пер.), удерживаемый сатрапом Артаиктом, сыном Херасма, и полководцем Эобазом. Осада длилась до зимы, когда голод заставил вождей попытаться выскользнуть из города в надежде присоединиться к Артабазу; его армия шла не останавливаясь, так как Иония теперь была лишена войск, и переправилась через Босфор неподалеку от Византия (греческий город-колония на европейском берегу Босфорского пролива. — Пер.). Эобаз был схвачен фракийцами и принесен в жертву их богу. Артаикт был взят в плен у реки Эгоспотамы и распят на кресте, потому что ранее он конфисковал сокровища и земли в окрестностях гробницы Протесилая (царь одного из племен Фессалии, участник Троянской войны. — Пер.) в Элае (крепость близ Калидона в Этолии. — Пер.). Затем афиняне отплыли на родину, захватив с собой в качестве трофея мостовые канаты (479 до н. э.).

Сражение на мысе Микале, а не битва при Платеях было на самом деле решающим. Две из шести персидских армий были полностью уничтожены. Третья должна была покинуть Европу, чтобы охранять недовольную Западную Азию. Поистине союзники могли бы сказать, что за них сражались боги. Война была проиграна персами из-за неоднократных военных и дипломатических промахов, а не выиграна нерешительными, неумелыми или вероломными полководцами союзников. «Вы знаете, — напомнил великий афинский историк Фукидид своим современникам в следующем поколении, — что Варвар потерпел неудачу главным образом по своей вине». Но как бы она ни была завоевана, это была победа, и начался новый этап греко-персидских отношений.

События на мысе Микале заронили надежду на то, что власть персов рухнет и империя распадется так же быстро, как и образовалась. Из шести армейских корпусов три самых лучших перестали существовать; от других, дислоцированных дальше и худших по качеству, вряд ли можно было ожидать серьезного сопротивления. Если война теперь будет перенесена на вражескую территорию, следующим этапом боевых действий станет морское сражение. Огромный флот персов потерпел поражение и находился в укрытии, тогда как флот Эллинской лиги никогда не был так силен. Будущее казалось таким же безоблачным для объединившихся в союз греков, каким оно было тревожным для персов.

Уничтожение мостов через Геллеспонт самими персами наконец убедило Леотихида, главнокомандующего военно-морскими силами лиги, что война на самом деле подошла к концу. Прежде чем закончился 479 г. до н. э., он возвратился в Спарту, забрав с собой все пелопоннесские войска. Власти Спарты иначе и более дальновидно оценили эту ситуацию. Грекам в Азии было обещано освобождение, и, чтобы выполнить свое торжественное обещание, члены лиги должны были быть готовы продолжить войну. К тому же лига предложила Спарте исключительную возможность увеличить свою мощь сверх того, что разрешалось в рамках предыдущей Пелопоннесской лиги, и нельзя было позволить, чтобы руководство военно-морскими действиями, столь необходимыми теперь для закрепления недавних побед, было передано в случае отказа Спарты соперникам-афинянам, которые своей блокадой Сестоса показали более чем готовность выполнить новую задачу.

Таким образом, весной 478 г. до н. э. был прислан новый главнокомандующий силами Эллинской лиги. На первый взгляд выбор был отличный. Никакой другой спартанец не мог соперничать с авторитетом Павсания. Он был не только почитаемым победителем в сражении при Платеях, но и был признан председателем правомочного собрания нового эллинского союза; и, как командующий всеми ее силами в новой войне, он лишь заканчивал выполнение задачи по освобождению греков. Его успех был так же велик, как и при Платеях. Греческие города на Кипре были очищены от персидских гарнизонов, и Павсаний был так же удачлив в Византии.

И все же, несмотря на эти впечатляющие успехи, события быстро доказали, что избрание Павсания было ужасной ошибкой со стороны греческих властей. Не удовлетворившись всеми возданными ему почестями, Павсаний устремился к власти над всей Грецией. Этого можно было добиться лишь при поддержке — финансовой даже более, чем военной, — Персидской империи, и Павсаний готовился предать греков, которых он недавно освободил при Платеях! Надеясь на щедрое приданое, годное для дачи взяток, он обручился с дочерью Магабата, сатрапа Даскилея. Вскоре его надежды взлетели еще выше. Несколько родственников царя, которые были пленниками в Византии, были тайно возвращены на родину, и спартанец-предатель пообещал сделать всех греков персидскими вассалами, если ему отдадут в жены царскую дочь.

В качестве награды за успешное отступление Артабаз получил сатрапию Даскилей вместо Мегабата, где он стал основоположником рода сатрапов, пост которых передавался по наследству. С собой он привез это письмо: «Так царь Ксеркс говорит Павсанию: Благодаря тому, что ты спас моих людей из Византия, в нашем доме ждет тебя милость, записанная навечно, и твоими словами я весьма доволен. И пусть ни ночь, ни день не помешают тебе выполнить то, что ты обещал мне; и пусть этому не помешают никакие расходы золота и серебра, ни размер армии, где бы она ни оказалась под рукой. Вместе с Артабазом, достойным человеком, которого я послал к тебе, смело решайте мои и свои проблемы самым наилучшим образом».

Можно сомневаться, показалось ли исполнение честолюбивых планов Павсания Ксерксу таким же невозможным, как и нам, в свете последующих событий. Со времени самого первого контакта с греками персидские монархи были прекрасно осведомлены о знаменитой слабости греческих государственных деятелей — их восприимчивости к взяткам. А теперь, когда Ксеркс потерпел ряд сокрушительных военных поражений, в игру должна была вступить персидская дипломатия при поддержке золота империи. То, что греческий герой должен использовать свой шанс стать царем, казалось совершенно естественным, а то, что он должен купить себе дорогу к трону ценой покупки армии и флота, оправдывало обещание крупных субсидий. Если в обмен он желал получить в жены дочь Великого царя, то как еще с большей пользой можно было распорядиться одной из женщин обширного гарема Ксеркса?