Когда главврач завершил свою речь, все потянулись на выход. Мономах тоже поднялся, но вдруг услышал зычный окрик:

— А вас, Владимир Всеволодович, я попрошу остаться!

«А вас, Штирлиц… Что ему, черт подери, нужно?»

Мономах нехотя подошел к столу. Начмед и главбух удалились, и они остались наедине.

— Думаешь, я не знаю, что все это — твоих рук дело? — прошипел Муратов, очевидно решив, что общение на «ты» теперь стало нормой. — Имей в виду, когда пыль уляжется, ты вылетишь из больницы. И я гарантирую, что ни одно медицинское учреждение в черте города не примет тебя даже на должность простого врача!

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — глядя ему в глаза, ответил на это Мономах. — Не пытайтесь переложить свою вину на меня, лучше займитесь собственным спасением!

Произнеся слова, которые крутились у него на языке уже несколько месяцев, Мономах почувствовал себя удивительно хорошо. Почему он раньше молчал, зачем пытался сохранять видимость нормальных рабочих отношений?

В коридоре Мономаха нагнал Иван Гурнов, который, видимо, поджидал его в одном из многочисленных закутков. Примерившись к походке приятеля, он зашагал рядом, бросив только одну фразу:

— Ну вот, началось!