– Так, говорите, Мэттью Кумб мертв? И его братья тоже?

– Судя по их виду… – Эдвард бледнеет, вспоминая лежанки за занавеской. – Трудно было усомниться.

Тибб морщится.

– Не знаете, от чего они умерли?

– Один выглядел так, словно мертв уже несколько часов. А то и целый день. Кожа вся пошла пятнами. Может быть, вздулась.

Его собеседник кивает.

– Мэттью говорил, что Сэм подхватил лихорадку. А что Чарли? И сам Мэттью?

Эдвард крепче вцепляется в край табурета.

– Я думаю, их зарезали. Чарли получил удар ножом в шею. Мэттью – в грудь, несколько ударов, насколько я мог увидеть сквозь кровоподтеки.

Тибб закрывает глаза.

– Бедолаги. Но я бы удивился, если бы такое сделал Иезекия. У него для этого кишка тонка.

– Вы бы удивились, узнав, на что способны люди, когда у них возникает нужное побуждение.

Тибб на это ничего не отвечает. Эдвард собирается с духом.

– Мистер Тибб, вы же в курсе вещей. Того, что мне нужно знать. Насколько я понимаю, Иезекия вовлечен в контрабандную торговлю. На это откровенно намекал Мэттью Кумб. И он собирался все мне рассказать. Вот почему я отправился его повидать.

И снова Тибб молчит, но Эдвард не унимается.

– Есть вероятность, что он причастен кое к чему похуже. Помимо смерти братьев Кумб, в чем он, по моему убеждению, виновен, Иезекия, похоже, ответственен еще и за смерть своего брата и невестки.

Тибб по-прежнему хранит молчание. И Эдвард начинает терять терпение.

– Прошу вас, сэр. На карту поставлена жизнь молодой леди. Вы же ее помните, не так ли? Девушка на кóзлах повозки.

– Племянница.

– Да. Его племянница. Ее зовут Дора.

Тибб касается губы кончиком языка.

– Ее жизнь, говорите?

– Вы же слышали. – Пауза. – Прошу вас, сэр. Помогите мне. Помогите ей.

Тибб делает глубокий вдох, проводит чумазой рукой по лицу, смотрит вниз. И через мгновение произносит:

– Вы должны понять, и я вправду мало чего знаю. Я никогда не задавал лишних вопросов. Мне за это платили.

Ну наконец-то. Дело сдвинулось с мертвой точки.

– Просто расскажите, что вам известно, – произносит Эдвард как можно более миролюбиво.

Тибб снова стягивает с головы шапку, нервно мнет ее в руках.

– Я встретил Иезекию лет шестнадцать тому. Лавка тогда еще ему не принадлежала, как я понял, но он уже начал вести торговлю сам по себе. А знал ли об этом его брат или нет, сказать не могу.

Эдвард мрачно усмехается. Он подозревает, что Элайджа все прекрасно знал.

– Как-то летом он подошел ко мне. Я запомнил, что дело было летом, потому как Иезекия заметил, что вонь от дерьма будет удачным прикрытием. Никто не станет искать в куче нечистот неоформленные грузы, уверял он. Он пообещал платить мне десять фунтов в год за то, что я буду принимать на пристани его корабли и посылать ему весточку, когда корабль бросит якорь. Но я не должен был задавать никаких вопросов, я и не задавал. А десять фунтов – огромные деньги для такого, как я.

Эдвард кивает. Да, огромные. Куда больше его обычного жалованья.

Тибб откашливается.

– Но шестнадцать лет – срок немалый. Ты начинаешь соображать, по каким схемам все работает. Ты много чего слышишь. У него связи в других странах. Я это точно знаю. Каждый месяц приходил новый груз. Иногда большой, иногда малый, но регулярно. И все упаковано в ящики, так что я ни разу не видел, что там. А Кумбы появились лет семь как. Понятия не имею, где Иезекия их нашел, он просто сказал, что мне придется размещать в порту и их судно, когда он об этом попросит, а за дополнительное неудобство он давал мне еще пять фунтов сверху.

Каждые полгода он получал письма из Греции. А в прошлом году ему пришло письмо из Италии. Из Палермо. Я помню об этом, потому как раньше оттуда почта ему никогда не приходила. Обыкновенно он получал письма из Неаполя, если их отсылали из Италии. К тому же я тогда не видал Мэттью несколько недель. А потом в декабре он заявился. Нес какую-то чушь про кораблекрушение, как он едва не погиб. Но вскоре он снова исчез, а Сэм и Чарли вместе с ним. А Иезекия… – тут Тибб трясет головой. – Я его таким раньше никогда не видал. Приходил в порт чуть не каждый день всю неделю перед их прибытием. Так ему не терпелось заполучить тот груз. Весь был как на иголках, что, по-моему, странно, ведь он сам велел Кумбам идти кружным длинным путем.

– Говорите, длинным?

Тибб кивает. Снова мнет шапку в руках.

– Было бы куда быстрее везти груз посуху после того, как они с Самсона высадились на берег. Но они весь путь проделали по морю, таща на буксире ящик. Мэттью еще поднял бучу из-за того, что, мол, эта штука проклята.

Эдвард удивленно моргает. Это что-то новенькое.

– Проклята?

Тибб взмахивает шапкой.

– Я не обратил на это внимания, ясное дело. Видели бы вы, в каком состоянии некоторые возвращаются в порт после долгого плавания. Многие месяцами не видят земли. Чего удивляться, если у таких мутится рассудок. Но Иезекия был в ярости. Они эту штуку сразу увезли. И я не видал никого из них до того дня, как мы доставили ее мадам Латимер. – Тибб хмурится. – А я-то все удивлялся, чего это Мэттью не было с нами, когда Иезекия подрядил нас привезти ее обратно. Я решил, что он его отослал куда-то.

Эдвард сидит молча и обдумывает услышанное.

– Что-нибудь еще, мистер Тибб?

– Больше ничего и не вспомню, – отвечает тот. – Как я уже сказал, мне мало что известно. На многое я закрывал глаза, и мне за это хорошо платили. Надеюсь, я вам помог.

Эдвард кивает и встает с табурета. Он протягивает Тиббу руку. Бригадир неуверенно пожимает ее.

– Вы мне очень помогли. Благодарю вас, мистер Тибб. Вы рассказали мне все, что мне надобно было знать.

Развернувшись было к двери, Эдвард замирает: совесть не дает ему уйти так просто.

– Они ведь так и лежат там. Братья Кумб. Я…

Тибб замечает выражение лица Эдварда и угрюмо кивает.

– Я о них позабочусь.

Эдвард бормочет слова благодарности и затворяет за собой дверку, но вид окровавленного тела Мэттью Кумба преследует его, словно привидение, всю дорогу от Паддл-Дока.

Поначалу она не понимает, где находится. В комнате царит тишина, все в полумраке из-за чуть задернутых штор, которые не полностью застят дневной свет. Дора шевелится под покрывалом, ее тело утопает в мягкой незнакомой кровати. Она кладет руки на покрывало: бархат фиолетово-голубого цвета. Она озирается, видит на стенах картины в рамах – пейзажи в азиатском стиле: горные цепи, леса, озера, красивые цветочные композиции. Она долго смотрит на одну из картин, где изображены три белые бабочки с черными точками на крылышках. Бабочки порхают над подстриженной травой. А потом птичка за окном издает свою полдневную трель, и она все вспоминает.