Она сияет и хватает мою руку.

– Я наконец-то увидела синий цвет! Правильный синий!

И мы принимаемся кричать и прыгать вместе, а когда успокаиваемся и восстанавливаем дыхание, я говорю:

– На сегодня уже хватит упражняться. Время для острого тыквенно-молочного коктейля.

Мы берем коктейли с собой в Сентенниал-парк и пьем их, сидя на заднем откидном борту пикапа Джесмин, слушая Диэрли через открытые окна, разговаривая и смеясь. Мы заворачиваемся в одеяло Джесмин для наблюдения за звездами, спасаясь от холода затухающих осенних сумерек – фиолетовых, как заживающий синяк, – и смотрим, как последние листья на деревьях один за другим по спирали падают на землю.

Я стою в очереди в супермаркете, чтобы купить колу, когда вспоминаю, как однажды мы – Соусная Команда – говорили о том, насколько смешно было бы поздравлять людей не с тем, что у них будет ребенок, а с тем, что у них был секс. Родила ребенка? Неплохо! Ты занимался сексом! Поздравляю с уймой классного секса! Люди в церкви и на работе будут говорить это вам.

И я начинаю смеяться прямо в очереди так же, как смеялся тогда.

Так же, как смеялся много раз.

В некоторые дни – хорошие дни – мои друзья меня так навещают.

Когда Джорджия открывает дверь, голос ее словно лучится солнцем.

– Привет! – Я слышу, как сестра с кем-то говорит. – Карвер! – зовет она.

Сейчас довольно поздно и должен был выпасть снег, так что я никого не жду, но все же откладываю книгу и иду к двери.

– Ну что, долгие у вас рождественские каникулы в университете Теннесси? – спрашивает Джесмин Джорджию, пока я выруливаю из-за угла.

– Я свободна до первой недели января, – отвечает Джорджия.

Лицо Джесмин светлеет, когда она замечает меня.

– Привет!

– Привет! Ты что тут делаешь?

– Сюприз. Надевай ботинки и пальто. Мы идем в парк Перси Уорнер.

– А?

Она меня подгоняет жестом.

– Не задавай вопросов. Поторопись.

Я подчиняюсь.

Джорджия хочет непременно обнять Джесмин перед уходом.

– Развлекайтесь, дети. Не делайте ничего такого, чего не делала бы я.

– Хорошо, – обещаю я. – Постараемся не просыпаться до одиннадцати утра или не принимать душ, пока мы в Перси Уорнер.

– Ох, ладно, – говорит Джорджия. – Ну что, Карвер, продемонстрируем класс? Прямо перед Джесмин? Да? – Она засовывает мизинец себе в рот. – Мне придется применять силу?

– Блин, не надо! – Я пытаюсь проскользнуть в дверь, чтобы спуститься по ступенькам, но Джесмин, хихикая, сжимает меня в медвежьих объятиях, пришпиливая мои руки к бокам, пока я пытаюсь закрыть уши. Хотя, если честно, мне так приятно это ее объятие, что я особо и не пытаюсь высвободиться.

Джорджия делает рывок вперед и попадает обслюнявленным мизинцем точно в мое левое ухо, хотя я бешено кричу и трясу головой. А потом в правое ухо.

– С тебя хватит?

– Да, мерзкая ты дуреха.

И еще раз в левое ухо.

– Хорошо. Теперь полный порядок.

Джесмин меня отпускает. Я вытираю уши рукавом.

– Противная Джорджия.

Джесмин с Джорджией хлопают друг друга по поднятым вверх ладоням, и мы с Джесмин уходим.

Воздух блестит, как жидкое серебро, а жесткий ветер приносит чистый острый аромат далекого снега и горящего дерева. Мое дыхание вырывается облачками пара в оранжевом свете уличных фонарей.

– Ты собираешь мне рассказать, для чего этот таинственный поход?

Выражение лица Джесмин слишком загадочно, на нем ни малейшей подсказки.

– Увидишь.

– Жалко, что тебя не будет все каникулы.

– Мне тоже, но поездка к бабушке – это здорово. У нас будет достаточно времени для встреч, когда я вернусь.

Мы приходим в парк, и Джесмин ведет меня подальше от фонарей на темную поляну. Сухая трава хрустит под нашими ногами. Мы останавливаемся в центре.

– Вот и сюрприз. – Джесмин смотрит ввысь.

Я делаю то же самое. В небе быстро плывут низкие облака, окрашенные в нежный оранжево-серебристо-розовый цвет, предвещающий снег. Вдалеке облака черные. То тут то там в небольших просветах на небе сияют звезды и снова исчезают в облаках.

– Что? – спрашиваю я.

– Это цвет твоего голоса, – шепчет Джесмин. – Зимние ночные облака.

– Ты говорила…

– Я шутила. Я тебя слышу в таком цвете. Проще показать, чем пытаться описать его.

Мы пристально наблюдаем за движением огромных облаков. Ветер тихо гудит в голых ветвях деревьев, окружающих нас. Я бросаю взгляд на Джесмин. У нее в глазах удивление, как при проведении священного обряда. Она перехватывает мой взгляд, заметив, что я смотрю на нее. Тогда я снова смотрю в небо.

Потом я ощущаю, как что-то легко касается моей руки, опускаю взгляд и вижу – мизинец Джесмин зацепил мой. Глаза ее устремлены в небо, но на лице блуждает легкая улыбка. Она медленно перебирает пальцами по моей руке, словно играя на пианино, словно создавая синюю музыку – правильную синюю музыку, – пока наши пальцы тесно не переплетаются.

Мое сердце бьется быстро и так же легко, как летят облака, уносимые ветром. На мгновение я обретаю дар Джесмин, и мое тело поет новый гимн в цветах и оттенках, даже названий которых я не знаю.

Мы долго держимся за руки и смотрим в краснеющее небо, как будто зачитываем страницу, позволяя миру шептать нам в уши.

Это та самая пятница в конце сентября, когда в теплое душное утро врывается шторм и весь день льет дождь, но потом дождевые облака уступают место свежему бодрящему вечеру и ты понимаешь, что лето наконец утратило свою силу. Та самая пятница.

Этот день оказался одним из тех невероятных, идеальных дней, когда все тумблеры вселенной встают на свои места. Каждая твоя шутка убивает наповал. Все немного смешнее, чем обычно. Все немного быстрее и пронзительнее, чем обычно. Один из тех дней, когда кажется, будто будешь вечно молодым. Один из тех дней, который ощущается, как будто ты, качаясь на качелях, постоянно находишься на верху дуги.

Марс за рулем. Мы провели все время после полудня у Эли за просмотром фильма, параллельно набивая животы пиццей.

– Знаешь, что самое смешное? – ни с того ни с сего говорит Блейк неподалеку от моего дома.

– Твой член? – спрашивает Эли.

Мы лопаемся от смеха.

– Нет, мой член нормальный и точно не смешной, – отвечает Блейк, как стопроцентный натурал. – Это здоровый член.