Детектив, казалось, читал ее мысли.

– Они хотят задать тебе кое-какие вопросы, – сказал он. – И вообще, будет много шума. Думаю, нам предстоит служебное расследование. Точнее, я сам потребовал его.

Лира боялась, что детектив будет разочарован, когда узнает, что она украла бумаги из стола доктора О’Доннелл, но вместо этого он просто ее обнял. К тому же он солгал своим коллегам. Сказал, что сам застрелил Каллиопу, когда та ранила его ножом.

«Больше они не смогут это скрывать, – сказал он Лире по пути в больницу, когда она ненадолго пришла в сознание. – Теперь у них не получится замести следы».

– И я не обижусь, – продолжил детектив, – если у вас другие планы. Может, вы хотели бы посвятить время чему-то другому.

Детектив рассматривал свои ногти. И Лира догадалась, что он просто подсказывает им, как сбежать. Ведь он понимал, у нее осталось совсем немного времени.

Рейнхардт с трудом поднялся из кресла, обеими руками опираясь на подлокотники.

– Чему-то захватывающему. Например, вы могли бы сесть на автобус и ехать вдоль побережья от города к городу. От Мейна до Санта-Моники. Не думали об этом?

– Я люблю автобусы, – ответила Лира. – И не против снова отправиться в путешествие.

Рейнхардт направился к двери.

– Но пресса вас просто так не отпустит. Они хотят знать подробности вашей истории. Караулят вас у центрального входа, – он остановился на пороге и обернулся к ним с улыбкой. В его глазах Лира увидела любовь, настоящую и чистую. Такую, какую она испытывала к нему с того самого момента в лесу. Она едва знала его, но детектив был ее семьей. – Хотя, знаете, в больницах всегда миллион выходов. Из-за требований пожарной безопасности. Все не перекроешь. Кстати, рядом с женским туалетом есть лестница, которая ведет прямо на парковку позади больницы. И там, как ни странно, ни души.

– Спасибо, – сказал Орион.

Детектив кивнул. Он выудил что-то из своего кармана и подбросил. На кровать Лиры приземлился мобильный телефон.

– Я попросил одну из медсестер купить его для вас. Вдруг пригодится. Мой номер уже в телефонной книге.

Телефон был новенький, сверкающий, с маленькими кнопочками. Он был в чехле из искусственной кожи с креплением для ремня.

Лира затаила дыхание.

Она хотела поблагодарить детектива, но не могла вымолвить ни слова.

Но Рейнхардт и так все понял. Вместо прощания он коснулся пальцами лба. И ушел.

Лире не пришлось спрашивать, в какой палате лежит Джемма. Они просто шли на звук непрекращающейся болтовни Эйприл. Ее голос они узнали сразу, хоть и не были близко знакомы.

Подруга сидела на краешке кровати Джеммы. Рядом с ней стояли две женщины. Должно быть, ее родственницы. У одной из них были те же карие глаза теплого цвета и кудрявые волосы, как и у самой девушки. Другая положила руку на плечо Эйприл.

– Похоже, у тебя тут еще посетители, – сказала Кристина, когда вошли Лира и Орион. Мама сидела на стуле рядом с кроватью дочери.

– Вы проснулись, – улыбнулась Джемма. Она казалась очень бледной.

– Вы просто герои, ребята, – сказала Эйприл, набив рот сладостями. – Конфетку?

Лира покачала головой, но Орион взял одну.

– Пойдемте, – женщина, похожая на Эйприл, позвала остальных, – давайте оставим их ненадолго.

Кристина поняла намек и тоже поднялась.

– Вообще-то, я не против выпить чашечку кофе, – сказала она.

Эйприл нахмурилась.

– Ладно, да. Но мы же вернемся… верно? – Она ткнула в Джемму пачкой конфет. – Так просто тебе от меня не отделаться.

– Я и не надеялась, – ответила Джемма, закатывая глаза.

Кристина наклонилась и поцеловала дочь в лоб.

– Я скоро вернусь, – пообещала она.

Лире хотелось одновременно смеяться и плакать. Вечернее солнце проникало в палату сквозь жалюзи. Все казалось таким красивым. Все вокруг.

Она будет скучать по Джемме.

Может, Орион прочел ее мысли, но он стиснул ее ладонь в своей.

– Как ты? – спросила Джемма, когда все ушли. – Как ты себя чувствуешь?

Это так похоже на Джемму. Она едва спаслась от смерти, но волнуется за других.

– Мы в порядке, – ответила Лира, ощущая тепло руки Ориона. Это было и правдой и неправдой одновременно. Она ведь умирала от неизлечимой болезни.

Но, как сказал Орион, она ведь еще не умерла.

Не сегодня.

А слова доктора О’Доннелл по-прежнему сжигали ее изнутри.

– Эйприл была права, – сказала Джемма. – Вы оба – герои. Поверить не могу, что вы все-таки меня нашли.

Интересно, сказали ли ей про Каллиопу. Лира знала, что Джемма будет жалеть реплику, хоть она и была плохой. Несмотря даже на то, что та убила людей. Такой уж была Джемма.

– Для того и нужны друзья, – ответила Лира. – Чтобы находить друг друга.

Джемма улыбнулась, и в палате стало еще больше солнечного света.

– Точно, – согласилась она.

Лицо Джеммы, ее открытая улыбка и мысль о том, что она будет жалеть Каллиопу, которая никогда никого не жалела, – все это рождало в теле Лиры странную теплоту, которая толкнула ее прямо в объятия подруги. Инстинкт, который дремал в ней много лет, наконец проснулся. Лира ни о чем не думала. Ее тело просто повиновалось внезапному импульсу, оно само знало, что делать, помнило о теплоте и близости. Эта память всегда дремала в ее крови, дожидаясь своего часа.

Впервые в жизни Лира и Джемма обнялись.

– Спасибо, – прошептала Лира в волосы Джемме, которые все еще немного пахли дымом. Она думала о том, как прекрасны могут быть слова. – Спасибо, – повторила она.

И мысленно добавила: «Я люблю тебя. Прощай».

Они могли стать кем угодно и отправиться куда угодно. И в этом была своя прелесть: ритм и пульсация внешнего мира полностью поглотили их. Они были бесконечно малы и бесконечно огромны. Они превратились в одно сплошное чувство, в крохотную возможность, которая каким-то чудом сбылась.

Они могли бы исчезнуть навсегда. Прямо здесь, прямо сейчас, с этой автобусной остановки. И вряд ли хоть кто-то заметил бы. И во всей вселенной ничего бы не изменилось, ни одна волна не исчезла бы, не разбилась и не поменяла направления.

Но они не исчезли.

Они просто сидели на солнышке, взявшись за руки, потели и, когда шевелили ногами, старались не вляпаться в жвачки, приклеенные к скамейке. Они вдыхали усталость. Смотрели, как мимо проходят люди, мелькают их кеды и мобильники, вспыхивают и гаснут цвета. Они сидели, не шевелясь и не разговаривая, не чувствуя и тени нетерпения или желания. Их пальцы так тесно переплелись, что, глядя на них, не сразу можно было понять, где чьи. Солнце катилось по небосклону. Его колесо продолжало свое бесконечное вращение, ослепляя, когда они смотрели прямо на него.