— Я пойду, — почему-то шепотом сказал Джузеппе. — Надо проверить, что ее испугало в домике, и посмотреть, в порядке ли рация.

— Ты хочешь позвать на помощь? — поразилась Анюта. — Но кого? В стране война. Сам же только что сказал, что ни до кого нет дела!

— Я не знаю, на какой частоте работает рация турбазы, но я попробую выйти в эфир в телефонном режиме. Все-таки попробую передать May Day[8], может, кто и услышит. Киргизские пограничники, например. Хотя это весьма проблематично. У военных раций другой диапазон частот, чем у гражданских.

— Ты сообщишь о своих подозрениях насчет «Черных беркутов»? — спросила Анюта.

— Сообщу, — вздохнул Джузеппе, — но не надейся, что это нам поможет. Скорее всего, «беркуты» первыми засекут, что кто-то сидит у них на хвосте, и поспешат с нами разобраться. Конечно, ты можешь уйти в горы…

— Нет, я останусь с тобой, — быстро ответила Анюта, — и мы не можем бросить здесь Галину Ивановну.

Джузеппе пристально посмотрел на девушку, отметил решительно сжатые губы, вызов в глазах, вздохнул и ничего не сказал.

Пригнувшись, они миновали низкие заросли кустарника на опушке леса. Джузеппе показал Анюте рукой, чтобы она оставалась на месте. И Анюта присела у забора недалеко от того места, где они спрятали труп убитого ею солдата. Она зябко поежилась, представив торчащее из его живота ржавое лезвие.

Но происходившие на территории турбазы события отвлекли ее от воспоминаний и тем самым избавили от неприятных ощущений.

Галина Ивановна все-таки сползла с крыльца и теперь шла к озеру, едва передвигая ноги и покачиваясь из стороны в сторону. Она где-то потеряла свою сумочку, но, видимо, состояние ее было таково, что даже эта значительная для нее потеря уже не волновала женщину. И двигалась она почти бессознательно, подчиняясь рефлексам, которые выдавал ее уставший, помутившийся мозг.

Джузеппе обогнул по дуге домик сторожа и вышел навстречу Галине Ивановне. И проделал это настолько быстро, что Анюта удивилась его резвости.

Ведь совсем еще недавно он казался ей почти стариком. Но опасность заставила итальянца забыть о болячках. Не зря говорят, что резкий прилив адреналина в кровь способен вылечить даже рак, правда в начальной его стадии. Джузеппе он вылечил от слабости.

Галина Ивановна словно споткнулась и вытянула руки в сторону Джузеппе. Итальянец успел подхватить ее, иначе бы хохлушка снова упала. Но он с трудом удерживал ее, и Анюта бросилась на помощь.

Вдвоем они подвели Галину Ивановну к беседке, увитой диким хмелем и конским каштаном. Женщина села на лавочку. Взгляд ее был бессмыслен. Она прижимала руки к груди, что-то бормотала и испуганно озиралась по сторонам. Анюта погладила ее по голове, затем взяла ее руку в свою и слегка потрясла.

— Галина Ивановна! Очнитесь! — произнесла она требовательно. — Это я, Анюта! И Джузеппе! — кивнула она на итальянца, занявшего пост у входа в беседку. — Мы с вами! Ничего не бойтесь!

Хохлушка остановила на ней мутный взор, ее лицо на мгновение исказилось ненавистью, но тут же глаза приняли более осмысленное выражение, и она вдруг вскочила на ноги. Анюте показалось, что Галина Ивановна хочет ударить ее, и отшатнулась.

Но женщина бросилась ей на шею и запричитала, обливая ее плечо слезами:

— Анюта! Анюточка! Вы здесь! Слава богу!

— Что случилось? Чего вы испугались? — Анюта подвела всхлипывающую женщину к лавочке. — Успокойтесь и расскажите, что вы увидели в домике.

Вместо ответа, Галина Ивановна вновь зашлась в плаче. Потребовались объединенные усилия Джузеппе и Анюты, чтобы рыдания перешли в бессвязное бормотание, сквозь которое они разобрали несколько фраз:

— Там человек… Лужа крови… Пальцы отрезаны… — Нервные спазмы вновь стянули горло, и Галина Ивановна закашлялась.

Джузеппе и Анюта переглянулись. Итальянец передернул затвор автомата и выглянул из беседки.

— Идите к берегу и укройтесь там между камней, — приказал он Анюте. — Я добегу до домика.

Надо выяснить, что там произошло. После мы с вами сходим кое-куда… — Он махнул женщинам рукой и выбежал из беседки.

Анюта видела, как он подбежал к домику сторожа со стороны фасада, огляделся по сторонам, затем подтянулся и нырнул в открытое окно. Тотчас вы глянул наружу и замахал рукой в сторону берега:

— Уходите, уходите сейчас же!

Анюта все-таки успела удивиться, почему он настоятельно требует, чтобы они уходили к берегу. В беседке их тоже было незаметно. Но с недавних пор она верила Джузеппе безоговорочно, потому что во всех его поступках был резон, а его решительные действия уже не раз спасали им жизнь. Она подхватила Галину Ивановну под руку и твердо произнесла:

— Нам надо идти! Здесь опасно оставаться!

— Да, да, — затрясла та головой, затем покорно поднялась с лавочки и жалобно простонала:

— Мои ноги… Я совсем не могу идти…

— Потерпите немного, — сказала Анюта как можно участливее, — здесь недалеко. Спустимся к берегу, умоемся, помоем ноги, и вам станет легче.

Она с сомнением посмотрела на, то, что совсем недавно было рукавом куртки Джузеппе. Жалкие лохмотья едва прикрывали голень хохлушки, наружу торчали разбитые в кровь пальцы. Тогда Анюта оторвала подол от своей рубахи и как могла забинтовала ее ногу.

— Спасибо, — сказала та тихо и пошевелила ступней. — Теперь я смогу идти. — Галина Ивановна сжала ладонь Анюты. — Простите, я была несправедлива к вам. Вы славная девушка! Вы… — Она опять всхлипнула.

И Анюта, стараясь предотвратить очередной поток рыданий, погладила ее по плечу и мягко сказала:

— Я тоже не ангел небесный! Но в отчаянии мы забываем, что другие люди тоже могут страдать. Нельзя копить обиды. Это к добру не приведет.

Она помогла Галине Ивановне выйти из беседки, и они направились к берегу. К причалу вела лестница из бетона с довольно пологими ступенями. Они благополучно ее миновали, затем переступили через низкое ограждение из кованой решетки и оказались в той части берега, что лежала в пределах турбазы, но была завалена огромными валунами и обломками скальных пород. Между ними валялись ржавые консервные банки, мятые пластиковые бутылки, клочки бумаги и осколки стекла. В двух или трех местах они заметили присыпанные песком старые костровища. Вероятно, эта часть берега была облюбована в свое время «дикарями», хотя Анюта не заметила среди камней ни одного места, пригодного для установки палаток.

Но здесь можно было найти укрытие от палящих лучей солнца. И они его в конце концов нашли: три валуна образовали что-то наподобие гнезда со свободным пространством посередине и узким входом, куда с трудом протиснулась Галина Ивановна. Она уселась прямо на песок в тени камней и устало закрыла глаза. Анюта хотела предложить ей пойти умыться, но посмотрела на ее похожую на сдувшийся воздушный шарик фигуру и не стала тревожить. Правда, отметила, что хохлушка прилично похудела, живот уже не слишком выпирает. И вполне возможно, вернувшись домой, она посчитает все пережитые лишения за благо, ведь нет большего счастья для женщины, чем избавиться от избыточного веса. К тому же трудности забываются гораздо быстрее, чем мгновения счастья, иначе человечество просто не выжило бы…