Кум неопределенно пожал плечами:

– Спроси у него.

– Легко сказать...

Опять замолчали.

– Ты о Владе что-нибудь слышал? – после паузы спросилСпартак. – О маме?

– Нет больше Влады, – просто сказал Кум.

Сердце бухнуло гулко, где-то возле самого горла... иостановилось. Качнулась комната, воздух застрял в горле мозолистым кулаком.Спартак судорожно вдохнул... и на выдохе издал каркающий звук:

– Как?..

Кум взял бутылку, набулькал себе полный стакан, а Спартакутреть. Объяснил глухо:

– Чтоб запаха меньше было.

Спартак бездумно выпил. Водка стекла в желудок как кипяченаявода. А затем во рту откуда-то появился привкус чеснока – оказывается, колбасойзакусил и сам не заметил.

Комсомолец сидел опустив голову. Потом заговорил бесцветнымголосом, но быстро, словно желая поскорее высказаться, облегчить душу,поделиться тем, что камнем лежало на сердце несколько лет. Однако начал ониздалека, со многими ненужными подробностями, как будто боялся приблизиться ксамому страшному эпизоду в его жизни.

...После отбытия Спартака в летное училище, из своегорайкома ушел и Комсомолец – по партийно-комсомольскому набору он был принят наслужбу в НКВД. «Понимаешь, Спартак, ведь репрессии врага народа Ежовазакончились, стало ясно, что его руку направлял Запад; а товарищ Берия – честныйи преданный коммунист, ему нужны честные и преданные сотрудники». И уже в формесо «шпалами» сделал Владе предложение, не надеясь особо, что она согласится.Она и отказала – заметила («пошутила, наверное, да?»), что может вернуться кэтой теме, если на Комсомольце будет форма не с какими-то «шпалами», а снастоящими погонами. «И, знаешь, я пообещал, что в следующий раз буду впогонах»...

...А потом началась война. Марсель ударился в бега вместе сблатными, Владу призвали в качестве переводчика, и Комсомолец, который мог бывыбить себе бронь, подал заявление добровольцем в военкомат. Естественно,заявление приняли и, естественно, направили Комсомольца в Особый отделфронта... И хотя он этого не сказал впрямую, но Спартак догадался, что Влада впоследний вечер пожалела соседа и ночь они провели вместе...

...Разумеется, он искал Владу. Между поездками, во времяработы, даже вместо работы. Пробивал информацию по всем каналам. Иединственное, что удалось узнать – разведотделение, в составе которого ВладаКотляревская отправилась за линию фронта, назад не вернулось. Погибла геройски?«Погоди, Спартак, это еще только начало»...

...А потом, это когда наши уже вовсю наступали, служебныйветер занес Комсомольца в Восточную Пруссию. И там...

– Уж не знаю почему, – сказал Кум, – но одно извласовских соединений вдруг повернуло оружие против немцев и сдалось нашим.Наверное, поняли, что дело их проиграно, и решили вымолить прощение. Не тут-тобыло – есть совершенно четкий приказ казнить всех, даже сдавшихся. Причем не расстреливать,а вешать... Я не успел, Спартак. В списках приговоренных было ее имя. Я опоздална несколько часов. Примчался – но она... ее уже... И на ней была формакапитана...

Оказалось, что разведотделение, с которым Влада ходила залинию фронта, было почти в полном составе взято в плен. Почти всех расстреляли,а Владе, которая, как выяснилось, знает немецкий, предложили выбор – илистенка, или работа по специальности: «Слишком уж много русских пленных,фройляйн, нам нужно как-то их содержать, отдавать приказы, доноситьраспоряжения. Естественно, вы пока остаетесь военнопленной, а там посмотрим...»

– И знаешь, я почему-то не виню ее, что она согласилась...Конечно, после работы переводчицей у немцев попасть в РОА – дело плевое, и яопять же не могу ставить ей в упрек, что она вступила в армию Власова... –он вдруг поднял пустые глаза. – Но вот почему на ней была форма капитанаРОА?..

Вновь повисло долгое, тяжелое молчание.

Кум утер рукавом глаза – наверное, соринка попала – и налилеще. Себе стакан, Спартаку треть. Выпили не чокаясь.

– А знаешь, – усмехнулся одними уголками губКомсомолец, – один ты у меня остался. Да Марсель. Хорошая компанияподобралась – враг народа, вор и опер.

Спартак кивнул. Марсель тоже был один – хотя своих, блатных,и полно, но ведь никого по-настоящему своего. «А у меня есть Беата. И нашребенок, – подумал он. И вдруг понял с ослепительной ясностью: – Ядолжен быть с ними. Со своей семьей».

– Слушай, Комсомолец, а может, есть у тебя возможность хотьчто-то о моих разузнать? – спросил Котляревский. – Где они, как...

– Многого, сам понимаешь, обещать не могу, но что смогу –сделаю, – ответил тот. – Тут осторожно надо. Если кто что заподозрит,начнет разматывать – а почему это, собственно, Кум из какого-то занюханноголагеря интересуется судьбой какой-то польской девки?.. Тут-то нам и кранты. Тытолько не думай, я не боюсь, просто по-глупому пропасть нет нам резонаникакого.

– Да я ничего такого не думаю! Все понимаю.

– Короче, – Комсомолец порывисто встал, оправилгимнастерку, прошелся по кабинету. – Раз уж судьба свела нас всех троихопять, это неспроста. Я не фаталист, конечно, но... Мы должны держаться другдруга – вор в законе, враг народа и начальник оперативной части, ха-ха. Я сосвоей стороны, чем смогу, пособлю тебе. Да и Марсель поможет. Но ты и самнастороже будь, на рожон не лезь, что-то в зоне обстановка, по оперативнымданным, нездоровая...

Он остановился посреди кабинета, посмотрел прямо в глазаКотляревскому и на секунду превратился в прежнего Комсомольца – молодого, наивного,целеустремленного, с горящими глазами.

– Прорвемся, Спартачок, – произнес он негромко. –Мы обязательно прорвемся.

...На самом деле все было не так, как рассказал Кум.

На самом деле он узнал, что среди приговоренных к повешениюнаходится и Влада Котляревская, за сутки до казни и – успел добраться туда квечеру, накануне казни. Размахивая своим удостоверением, проник к ней камеру. Ипервым делом, едва отдышавшись, показал на свои подполковничьи погоны – мол,видишь, я свое обещание сдержал[42]...

Лучше бы он этого не делал. Влада разрыдалась, Влада сталацепляться за него, буквально – как утопающий цепляется за никчемный обломоккорабля. Комсомолец готов был плакать вместе с ней, но что толку – не в еговласти было помочь любимой. Никак.

Хотя почему – никак? Имелся, имелся один выход... По крайнеймере избавить ее от мучений.

И на рассвете, когда Влада забылась тяжелым сном у него наплече, он достал пистолет.

На секунду лишь замешкался – когда заметил, только сейчасзаметил, что Влада беременна. Мозг опалила мысль: это мой ребенок! И тут же –как ушат воды: не может быть. Сколько времени прошло... И тогда онмимолетно коснулся губами ее лба, приставил ствол и...