– Хорошо, мама.

Когда я закончил разговор, у Чарли был совершенно ошалевший вид.

– Они же тебя сразу арестуют.

Так, будто говорил: «У тебя рак». Или же: «Мы только что напоролись на мину». Или: «Разве это нормально, что у самолета нет заднего багажника?» Меня охватил страх; я ощутил головокружение, словно стоял на краю пропасти. Ужасное ощущение. Так должен чувствовать себя последний живой моряк на корабле, который стремительно тонет.

– Что ты будешь делать? – поинтересовался Чарли с тем же похоронным видом.

Неожиданно в темноте взвыла полицейская сирена. Слишком близко… Я кинул сумку на заднее сиденье и открыл дверцу:

– Возвращайся к себе, Чарли.

И исчез в ночи.

* * *

Вот дерьмо!

Ноа поднял голову от своего телефона как раз в тот момент, чтобы увидеть, как дверца старого «Форда» открывается со стороны водительского сиденья. Он видел, что Генри смылся. Сквозь ветровое стекло он взглядом проследил за ним; парень пробежал вдоль ограждения баскетбольной площадки, затем пересек улицу по направлению к перекрестку, напротив заправочной станции. Его приятель Чарли, в свою очередь, вышел из машины. Он оперся на потрескивающую крышу, закрыв лицо руками, в то время как вой сирены все приближался.

«Боже правый, – подумал Ноа. – А ведь Генри сейчас удирает!»

Он выскочил из «Краун Виктории». Генри пересек перекресток и исчез в проходе между двумя высокими кирпичными складами. Обдираясь о стены, Ноа бросился в том же направлении. Проход был завален горами шин и поддонов. На секунду Рейнольдс заметил силуэт Генри на другом конце, в полосках света уличного фонаря, но он сразу же исчез в левой стороне.

Ноа, спеша из всех сил, пересек проход и, задыхаясь, выскочил на Малкольм-стрит. Сперва он его не увидел. Поискав глазами, в конце концов заметил: Генри, будто кролик, удирал через сквер, скрытый темнотой, которая царила под деревьями. Он обогнул музыкальный киоск и вынырнул с другой стороны на Блер-авеню, затем пробежал по широкому пустынному тротуару вдоль фасада «Вудс кофе», проскочил под тентом кинотеатра, а затем снова исчез на темной улочке между зданиями «Театр палас» и «Лайтхауз винтаж & костюм» – магазина одежды и бижутерии по сниженным ценам. Ноа следовал за ним, но его бег значительно замедлился, и он чувствовал, как в правом боку сильно закололо. Он вышел из того возраста, когда творят такие глупости. Скоро Генри оторвется от него. Тем не менее Рейнольдс довольно быстро поднялся по улочке и направился по земляной тропинке между сосен. Тропинка резко спускалась до самого залива. Детектив двинулся дальше. Как раз вовремя, чтобы увидеть Генри сотней метров ниже, его маленький силуэт, освещенный вспышкой молнии.

На неровной земле, которая стала скользкой от опавших листьев, Ноа опасался подвернуть ногу. В сумерках он мало чего видел, к тому же дождь усилился, и кусты шуршали под ветром. Его порывы трепали листья, которые задевали Ноа, будто крылья летучих мышей. Тяжелые холодные капли ударили в лицо, заставив зажмуриться. Слева между деревьями у причала мужчина заметил лодки: зыбь уже начинала их подталкивать. За пределами бухты было еще хуже – море побелело, волны разбивались о скалы и шквалистый ветер выворачивал деревья, растущие на берегу моря, так, словно хотел вырвать их с корнем.

Что Генри собрался делать?

Выйти в море в такую погоду было самоубийством, по мнению Ноа, не выносящего качки.

Добравшись до поворота примерно в сотне метров над бухтой, он увидел такое, отчего его буквально парализовало.

Генри волок каяк к черным волнам. Он вытащил его из темного угла, под земляным валом, где их было как фасолин в банке.

Но это же сумасшествие!

Ноа вытер мокрое лицо и, сложив руки рупором, окликнул Генри, но шум ветра заглушил его голос. Отдышавшись, Рейнольдс глубоко вдохнул и повторил попытку. На этот раз мальчик, похоже, услышал и поднял голову в его направлении.

На мгновение он неподвижно замер, разглядывая Ноа на узкой прибрежной полосе, усыпанной галькой. А затем продолжил двигаться к береговой линии, наклонившись вперед и таща каяк за собой. Ноа видел, как он бросил туда сумку и вошел в воду, даже не разувшись. Даже здесь, в самой закрытой части бухты, волны злобно раскачивали лодки.

Остановись, убьешься!

Ноа сделал еще шаг, и размокшая земля ускользнула из-под ног. Он выругался, растянувшись во весь рост и почувствовав острую боль в левой лодыжке. Также при падении он задел правой ладонью кусок скалы, выходящий на поверхность у края тропинки, и новый приступ боли пронзил его от запястья до локтя. Но не рассиживаться же тут! Рейнольдс снова поднялся на ноги и продолжил спускаться по склону, хромая, подпрыгивая и махая рукой, будто семафоря:

– Генри! Не делай этого! Вернись!

Но каяк уже удалялся, сильно раскачиваясь на волнах и направляясь в сторону жадной, изголодавшейся пасти моря.

Когда порывы усилились, я понял, что, приближаясь к выходу из бухты, направляюсь в полнейшую херню.

В течение последних часов ветер все крепчал и крепчал. Здесь я прочувствовал это куда лучше, чем на земле. Он с воем обрушился на меня, когда я шел через фарватер. Сильное волнение в заливе превратилось в пенящиеся волны, которые принялись раскачивать каяк сразу, как только я оставил позади последние скалы.

Меня будто бросили в барабан стиральной машины.

Болтало во все стороны; я крепко вцепился в весла.

Волны перехлестывали через борт, окатывая меня с ног до головы. Вода понемногу заполняла лодку, так как непромокаемого фартука не было.

С черного неба неслись потоки ледяной воды, бомбардирующие корпус лодки и мой череп.

Теперь я греб, зажмурившись и широко открыв рот, пытаясь глотнуть воздуха.

Бросив взгляд вдаль, я содрогнулся: море превратилось в обширное бело-зеленое пространство, полное пены и волн. В моем направлении быстро мчались тучи, постоянно меняя форму: это были то лошади, вставшие на дыбы, то поезда, несущиеся на полной скорости; соборы, атомные грибы, дым в глубине ночи… Я греб еще сильнее, вглядываясь в смутный рисунок островов впереди. Расстояние до них я обычно проходил достаточно быстро. Но этой ночью мне казалось, что я остаюсь на том же месте.

– Ну, ты и влип, парень, ты в курсе?

Голосок пытался пристыдить меня, но я отказывался его слушать.

– Черт, вот так качка…

– Тебе не кажется, что течение относит тебя не в ту сторону, приятель?

Я заорал посреди всего этого водного месива, теперь далеко от берегов.

Но голос продолжал:

– Ты чувствуешь этот запах… чувствуешь его? Это запах Тихого океана…