– Эти два юных индюка из-за вас готовы были заклеватьдруг друга, или вы просто исполняли роль секунданта? – раздался вдругголос Фримуса – Морта, и смешок, прозвучавший в его голосе, мигом привелвспыльчивую Алёну в бешенство.

Ага, значит, все-таки удар произойдет меж ними, сто тысячраз удар! Что за пакостный вопрос? Вот уж правда, что не мужик, а сущийпоршень. Он что, намекает на Алёнин возраст? Якобы из-за нее уже и подратьсяневозможно, она годится только на роль бабушки-старушки, секунданта? Да междупрочим, не далее как пару месяцев назад один молодой человек – всего лишьдвадцати двух лет! – ради Алёны жизнью готов был пожертвовать, закрывал ееот выстрела, можно сказать, своим телом, а потом настоятельно предлагалраспоряжаться этим самым телом как угодно, просто-таки молил об этом.[31] Однако недоступная писательница предпочла другого. И еслидело не кончилось дуэлью, то лишь потому, что молодые красавцы даже неподозревали о существовании соперника, а не то, конечно… а не то, наверное… ане то, быть может!..

Может быть. А может и не быть.

Алёна была, конечно, очень вспыльчива, но и чрезвычайноотходчива. Уже через мгновение она подумала: а забавно, что Фримус… хотьтресни, невозможно называть этого обворожительного мужчину таким страшнымименем – Морт… так вот, до чего же забавно, что Фримус нашел для драчунов тотже эпитет, что и она, Алёна. Впрочем, это сравнение, так сказать, носилось ввоздухе.

Она вспомнила дуэль на птичьем дворе, вспомнила хлопотливуюсерую цесарочку, из-за которой трепали друг друга два Жильберовых дондона,вообразила в роли такой цесарочки юную прелестницу Женевьеву – и утраченноебыло чувство юмора вернулось к ней.

Строго говоря, в вопросе Фримуса не было ничего такого,из-за чего бы стоило так уж сильно свирепеть… Наверняка он не хотел ее обидеть!

– Нет, я изображала взволнованный партер, –сказала она, призывая на помощь весь свой небогатый словарный французскийзапас. – Собственно, я только что выскочила на дорогу – да так иостолбенела.

– Было с чего остолбенеть, – хмыкнулФримус. – Из мальчиков пух и перья летели, они даже дорожный знакповалили!

– Дорожный знак убрал Доминик, – ляпнулаАлёна. – Теперь я в этом убеждена!

– Не понял… – с веселым удивлением обернулся к нейФримус, и его глаза – почти глаза Игоря! – вновь пробудили в сердце нашейромантической писательницы странное томление.

Сто тысяч раз… что?

– Когда я только вышла на дорогу, впереди меня мелькнулвелосипедист в черной майке. Это был Доминик, – пояснила Алёна, неуточняя, что сначала решила, будто это Фримус. Ни к чему ему знать, что онавообще о нем думала, а то еще возомнит о себе!.. – Пока бежала, я поднялас обочины три знака, обозначающих повороты и скользкое дорожное покрытие.Думала, то ли ветром ночным их свалило, то ли рабочие, которые дорогуремонтировали, убрали, а потом забыли на место поставить. После меня обогналпарень в оранжевой майке, этот красивенький парижанин, не знаю, как его зовут.Потом я наткнулась на эту дуэль, увидела валяющийся знак и поняла, в чем дело.

– Какие страсти кипят в богоспасаемом Мулене, подуматьтолько! – присвистнув, пробормотал Фримус. – Дуэль из-за прекраснойдамы, коварные злоумышления против соперника… Бедняга Доминик надеялся, чтостоличный соперник разобьет себе нос и этим разочарует Женевьеву? Бульшихувечий на этой дороге, даже упав с велосипеда, причинить себе невозможно… Авпрочем, еще коленку удастся расшибить, не более того. Однако шрамы толькоукрашают мужчину, особенно в глазах влюбленных барышень, а ведь Женевьевавлюблена в юного красавчика совершенно по уши, или я ничего не понимаю в жизни.

Шрамы только украшают мужчину… Кто-то совсем недавнопроизнес эту, безусловно, правдивую фразу в присутствии Алёны, вот только кто?И по какому поводу?..

Да не кто иной, как она сама! А повод был тот, что онаувидела разбитую губу киллера Никиты Шершнева и внезапно захотела поцеловатьего в эту губу…

Господи! Беспринципная нимфоманка, вот ты кто! В своихраспутных сновидениях задыхаешься от любви к одному, а днем мечтаешь о поцелуяхдругого и третьего… и не только о поцелуях. И кто, кто, ради всего святого, ктоэти второй и третий?!

Рука Алёны так и дернулась – нажать на ручку дверцы,выскочить вон и дать деру через дремучий бургундский лес, чтобы спастись отсвирепого убийцы по имени Дени Морт и от призрака аналогичного убийцы по имениНикита Шершнев, – однако она, конечно, ничего такого делать не стала.Во-первых, вывалиться на полном ходу из «Порша» – это вам не с велосипедаупасть, тут разбитым носом не отделаешься, а если мужчин шрамы и украшают, тоженщин – нет, нет и еще раз нет. Во-вторых, свирепый убийца никакой такойсвирепости по отношению к Алёне не проявлял. В-третьих, слишком великавероятность того, что бредовые измышления завели нашу писательницу чрезмернодалеко, и обаятельный Фримус не имеет никакого отношения к ужасному Дени Морту.

– А впрочем, хоть времена и меняются, но человеческиестрасти остаются теми же, – глубокомысленно изрек в это мгновениеФримус. – Отчетливо помню, как сам участвовал в такой же кровавой дуэлииз-за одной прекрасной блондинки. Лет мне было тогда примерно столько же,сколько нашим юным индюкам… Правда, мы с моим соперником не съехались из разныхгородов, а учились в Нуайере в одной школе и даже в одном классе. Дама нашихсердец была нашей одноклассницей. Ее звали… Господи, совершенно не могувспомнить… помню только ее удивительно красивые волосы, словно вьющиесясолнечные лучи. Потрясающая была девчонка, Женевьева рядом с ней простолатексная Барби, не более того. Нет, ну как же ее звали, а?..

Алёна прижала руку к губам, чтобы не дать им разомкнуться. Сязыка чуть не сорвалось предательское: «Арьян! Ее звали Арьян!»

Волосы, словно солнечные лучи! Та самая драка, о которойрассказывал Бертран!

Дени Морт. Она угадала правильно. Фримус – это Дени Морт!

Господи, что делать, что делать, как быть?!

Попросить его остановиться? Сказать, что ей дурно (этоправда!!!), что ее укачало (ее и впрямь в принципе постоянно укачивает вавтомобилях, тем паче на такой извилистой дороге!), да просто заявить, чтохочет еще пробежаться, размяться…

– Пожалуйста, мсье М… – начала было Алёна, ноподавилась. И очень вовремя! Боже, что она несет?! – Мсье… м-м… Фримус,извините, что так вас называю, но я не знаю вашего имени…

Не знает, она его, ей-богу, не знает и знать не хочет!

– Вам не нравится мое детское прозвище? – хмыкнулФримус.