Лапы зверя были как из железа — прочные, изначально мертвые,в острых шипах и заусеницах. Зародыши стянулись к краю, шипели, разевали пасти.Влад с трудом перевалил зверя через борт — голова кружилась, а ноги тряслись.Зверь упал на маслянистую жидкость, застыл, но снизу крохотные когтистые лапкипрорвали пэпээнку, тело пошло вниз. Зародыши без звука исчезали. Влад смутноувидел белесые тени, что опустились в темноту.

Всхлипывая, он вывалился из кабинета Полищука в коридор.Смутно помнил, что вроде бы вытер железку и пол, но в голове так шумело, чтопроверять не стал, поволокся обратно по длинному мертвому коридору. Раненоетело терзала такая боль, что если схватят и убьют, то и богомол с ними — толькоощутит облегчение.

Кася спала, когда он протиснулся в их комнату. С трудомпочистился, кое-как обмыл раны, дополз до угла. Как дополз, не помнил. Будь унего столько же грудных сегментов, как у сороконожки, и каждая болела бы такжекак его бока, все равно не сумел бы удержаться от сна-обморока.

Очнулся от слабых прикосновений. Грудь болела, ныло плечо,организм спешно затягивает раны. Не открывая глаз, ощупал себя, пальцынаткнулись на плотную ткань. Кася осторожно накладывала эластичные бинты,вытягивая из фляги с клеем. Глаза были встревоженными, она побледнела ипохудела.

— Выглядишь ужасно, — сказала она виновато. —Я была неправа. Этот спирт повредил тебе сильно.

— Даже очень, — ответил он сипло. Вздрогнул, какнаяву ощутил жвалы ночного зверя. — Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Заходил Полищук.

Влад встревоженно приподнялся на локте:

— Он видел меня... без бинтов?

— Нет, я перевязала тебя сразу, ночью. Как ты ухитрилсяпораниться? Когда хлебнул, потерял сознание, да? Мог бы сказать сразу. Правда явела себя глупо. Прости. Полищук увидел тебя в бинтах, ничего не сказал. Толькои заметил, что тебе нужен покой на пару суток, будто сами не знаем!

— Покой нам только снится, — пробормотал Влад.Глаза девушки чуть расширились, он усмехнулся, продолжил старое стихотворение,слышанное от деда: — Сквозь пыль и дым летит-летит степная джамперица и мнетковыль... Ковыль — это такой тонкий мох.

— Догадываюсь, — ответила она, глядя на него вовсе глаза — большие, удивленные.

— Полищук был с полчем?

— Один. Полч с утра обыскивает Станцию.

— Случилось что-то?

— Пропал Рябко. Я не видела, но говорят, любимецПолищука. Без него обедать не садился. Тот всегда крутился возле его пещеры,спал в кабинете.

Влад пошевелил руками, чувствуя тупую, но уже терпимую боль.Эластичная пленка обезболивала, подстегивала метаболизм.

— Тревожится?

— Да, он привязан к нему.

— Не сомневаюсь, — выдавил Влад. — Он и комне привязывался. Еле отвязался.

Судя по отражению в отполированной поверхности двери, Рябкоизжевал его и выплюнул. Глазные яблоки налились кровью, лицо вытянулось.Организм спешно сращивает разорванные мышцы, наращивает хрящи, восстанавливаетонемевшие нервные пучки, регенерирует нужное, из-за чего он чувствует терзающийвнутренности голод.

Она заботливо вытерла пот:

— Сейчас выглядишь лучше.

Влад снова бросил взгляд на слабое отражение:

— Лучше придумать трудно. Дай-ка мясо!

Жевал он лежа, даже челюстями двигал с трудом. С каждымкуском мяса в тело возвращалась сила, но словно бы не находила себе местосразу, тыкалась всюду, причиняя боль. Вдруг он насторожился, отбросил мясо изакрыл глаза. Кася положила ладонь ему на лоб.

Дверь распахнулась, Кася успела подумать с ревнивойзавистью, что варвар всякий раз издали слышит приближение — на пороге стоялПолищук. За ним возвышалась гигантская фигура полча.

Полищук вошел, оставив полча, сочувствующе покачал головой:

— Угораздило! Но организм крепкий, через пару днейбудет прыгать как молодой джампик.

Кася ответила сухо:

— Надеюсь. Иначе вам придется отвечать еще и заубийство.

Полищук усмехнулся, бегло оглядел комнату:

— Не забегал мой зверек? Темненький, с крапинками наспине. Ростом с теленка, если вы помните, что сие значит.

Кася надменно промолчала, а Влад ответил нехотя, едва шевелягубами:

— Сплю крепко.

— Хорошее здоровье, — повторил Полищукблагожелательно. — Куда же делся? Джамперы перетрясли весь городок. Впрочем,могут нарочито затягивать время, отлинивают.

Влад пожал плечами:

— Неожиданности бывают везде.

— Здесь не бывает, — возразил Полищук. — Мына глубине в два мегаметра!

Влад насмешливо хмыкнул:

— Монстры живут на любой глубине. Прут напролом,пожирая все, даже корни мегадеревьев. Не думаю, что мудро было зарыться.Наверху врага видишь, чуешь. Опасных зверей вообще знаем! А подземные —загадка.

— Мы защищены, — сказал Полищук. В запавших глазахблеснули искорки, он смотрел на варвара с интересом.

— Подземные монстры могут быть любых размеров! —сказал Влад насмешливо. — Например, с этот город. Что тогда?

Полищук откровенно расхохотался, в глазах блисталопобедоносное веселье. Повернулся к дверям, уже с порога сказал доброжелательно:

— Ценю твой боевой дух, вождь. Так настойчиво выясняешьпрочность наших стен, что я в восторге. Все же уверяю, что ничто не проломитстены нашего убежища. Ни черви, ни личинки, даже кротам и землеройкам не позубам!

Влад не знал, что такое кроты и землеройки, смолчал. Дверьза Полищуком захлопнулась.

Вечером Кася снова говорила с Соколовым. Соколов, по еесловам, явно на грани важного открытия: выглядел возбужденным, отвлекался,разговаривал с кем-то еще, мелькали и пропадали лица сотрудников. Касю Соколовслушал в полуха, поблагодарил и спешно закончил связь.

Влад до ночи пребывал в молчании, копил силы, размышлял.Когда активность на Станции упала, поднялся:

— Не спи! Разговаривай со мной. Придумай, чтобы я могне отвечать. Рассказывай свое детство, учебу, увлечения...

— Тебе это интересно? — спросила она с жалобнойнадеждой.

Он тяжело вздохнул, повторил:

— Главное, говори! Особенно, когда почуешь, что задверью кто-то есть.

Она вздохнула тоже, сказала дрожащим голоском, пытаясь бытьбравой:

— Иди, герой! Смотри под ноги.

Он кивнул, пошел к выходу. У двери Кася внезапно догнала,прижалась, крепко обхватила обеими руками. Влад погладил по золотым волосам,поцеловал, с усилием отстранился и вышел, все еще чувствуя на губах ее запах.