Выродились.

Мысль эта была спокойна и логична, и Астра кивнула себе самой.

– Старые ушли, а в тех, что появлялись, с каждым поколением становилось все больше человеческого и меньше драконьего. Их стали интересовать вещи, которые обычным драконам…

…он так это произнес, будто видел этих самых обычных драконов или даже лично был с ними знаком.

– …казались скучными. Власть. Сила. Война… дивов берегли, это да… знание ведь хранилось, передавалось. И дивов становилось больше. Поколение за поколением, год за годом… и силы больше, настолько, что однажды ее стало слишком много для драконьих выродков.

Мир, оказывается, сложная штука.

Древние драконы задыхались от недостатка силы, а молодые грозили захлебнуться ее избытком.

– Но потом драконов не стало. Их уничтожили или всех, или почти всех. А следом и дивов, не понимая, что творят. Впрочем, даже если бы понимали, вряд ли бы это кого-то остановило. Так уж получилось, что люди боятся всех, кто на них не похож. Двуипостасных, поскольку те сильны и злы. Ведьм…

Взгляд Александра скользил, ненадолго задерживаясь на каждом.

– …дивов с необъяснимою, как им казалось, их добротой.

– Это не доброта, – сочла нужным уточнить Астра.

– Не важно. Вы лечите всех, даже тех, кого должны бы ненавидеть. А такое пугает куда больше ярости и силы. Но дело вовсе не в этом. Одаренных никогда не было много. Да, почти у каждого, если посмотреть, имелся или предок, или родич с крохами силы, но… что до того? Не знаю, нарочно ли это было сделано или случайно вышло… не удивлюсь, если нарочно… дивов уничтожили.

Астра прикрыла глаза и погладила ладошку дочери.

– Сперва обвинили тех, кто служил трону, а там… из вас сделали врагов народа, разом отобрав ту власть, которой вы обладали. Вам она была не нужна, но разве в это возможно было поверить?

Значит, все ради власти?

Мама… белое пианино в гостиной. Музыка, что наполняет комнату, и Астре не хочется шевелиться, до того эта музыка прекрасна. Она впитывает ее всем телом, растворяясь в ней, как едва не растворилась в шелесте листвы.

И отец тоже слушает.

А потом, когда звенит последняя нота, в гостиной долго никто не решается пошевелиться.

– Вас выбили, и мир дрогнул. Начался отлив, – теперь он уставился на Святослава, и тот выдержал взгляд. – Об этом не говорят, но у меня свои методы. Одаренных рождается меньше, а те, что раскрывают дар, слабы. В этом винят войну, мол, она выбила магов. И да, думаю, выбила, а потому одаренные в принципе появляются на свет. Среди людей появляются. С двуипостасными сложнее. Ты ушел из стаи, а поэтому не знаешь, насколько там… непросто с детьми. Их появляется так мало, а те, что появляются, порой не способны пережить оборот.

– Мне бы сказали…

– Это тоже списывают на войну, – Александр оскалился. – Война тем и удобна, что многое списать можно, но… ушли берегини, почти исчезли сумеречники, потому что изнанка более переменчива, чем явь. Изнанке нужна сила. И она брала ее прежде, и берет сейчас. До кого дотянется, от того и берет.

Лист вернулся Астре.

И она смяла его.

– Ведьмы слышат, что с миром неладно. Ведьмы даже чувствуют, что именно неладно, но… что они способны изменить?

– А ты? – не выдержал Святослав.

– И я ничего. Я бродил по этому миру. Смотрел. Слушал. Искал…

– Убивал?

– Не без того. Но в свое оправдание скажу, что я старался выбирать. Когда была возможность. И те люди, которых… не стало, они не сделали бы мир лучше. А вот хуже – вполне возможно.

– Значит, Петр – не случайная жертва?

– Ни он, ни его приятель. Встретились мы случайно, но тот, кто мертв, всегда почует того, кто возится с мертвечиной. Мир становится на опасный путь. Живой силы становится меньше, а мертвой некуда уходить. И она будет скапливаться, что гной, отравляя все и вся, до чего только дотянется.

– И ты их остановил?

– Боюсь, что только их.

– А… камень? Записи?

– Их больше нет. Ни камня… ни иных носителей. Мне пришлось наведаться к тому забавному человеку. Проверить. Но я его не тронул… в мире и домовиков почти-то не осталось, пусть и полукровок. Хотя союз забавный, троллэ и домовик… в былые времена подобный союз был бы не возможен. А теперь… в том доме хорошо. И в сотворенных им вещах есть своя сила… хорошая. Поэтому не убил. Хорошего мало

– Осляпкин ничего не знал, – сказала Калерия. – Он случайно оказался в том месте. И… вряд ли вообще догадывается, в чем дело.

– Я тоже так решил. Домовики никогда-то с темной стороной дела не имели. В отличие от людей, – Александр перевел взгляд на Матвея. – Ты знал, над чем они работали?

Он чуть склонил голову.

– Я был против.

– Но этого оказалось недостаточно?

– Не знаю. Пока… сложно сказать. Многим путь асверов кажется привлекательным. И речь не только о войне. Зачем отправлять в шахты людей, если можно создать кадавра? Неутомимого, почти неуязвимого, нечувствительного к холоду и жаре. Управляемого…

– Пьющего силу.

– Есть… энтузиасты, которые полагают, что можно использовать альтернативные источники энергии, к примеру, камни.

– Можно, но камней немного, и больше не станет, в отличие от кадавров, – Алексей вскинул руки. – Я не говорю, что не верю твоим людям. Я говорю, что это опасный путь. Он искушает легкостью, выгодой, ощущением того, что все препоны не так и сложны, но… мертвому не стать живым.

И Астра склонила голову, подтверждая.

Наверное, раньше, еще будучи бестолковым мальчишкой, который искренне верил в людей и себя, Святослав не усидел бы. Он бы всенепременно придумал выход.

И совершил бы подвиг.

Или погиб бы героически, подвиг совершая. Но эту вот страсть, стремление к героизму, из них выбивали с особым тщанием.

…мертвые не станут живыми? Пускай. Но хуже всего то, что мертвые бесполезны. И потому он давил в себе желание вскочить и вцепиться в горло одному весьма конкретному мертвецу, который смотрел этак, с насмешечкою, явно догадываясь о его, Святослава, мыслях. И ведь силен. Куда сильнее всех, с кем жизнь сводила. А эмоций не прочесть. И вообще ощущение такое, будто бы нет перед Святославом человека, но есть нечто до того чуждое, что от присутствия его по спине пот течет.

Потечет и успокоится.

…а он глядит.

– Я хочу, чтобы они, те, кто за вами, чтобы поняли: мертвый мир никому-то не будет нужен, – тихо произнес он и повернулся к ведьме. – Так ты мне поможешь?

– Я… – Ниночкин взгляд заметался. – Я не знаю… я… боюсь.