Дойлу не слишком удалось развеять его опасения.

– Двери в королевские покои перетекли по камню, будтопо воде, – объяснил Баринтус, – и за вашими спинами появился альков.

– Вы же помните, что ситхен иногдаперестраивается, – сказал Дойл.

– Но не так быстро, – возразил Адайр.

Теперь, когда я знала, что непосредственной опасности нет, ярешилась осторожненько выбраться из высохшего бассейна. Когда-то здесь бил источник.По рассказам, над источником росла яблоня. Со стороны она казалась маленькой икак будто привязанной к каменной стене, как к шпалере, – но когда тысклонялся к источнику напиться или совершить жертвоприношение, яблоня словновырастала у тебя над головой, а за ней угадывались сочные луга. Когда-то подземлей располагались целые миры, населенные фейри. В полых холмах скрывались отсмертных глаз иные солнца, и луны, и луга, и озера, и пруды. Но все это исчезлозадолго до моего рождения. Я видела немало залов с засохшими деревьями имертвой травой, и все это покрывала вековая пыль.

Я потрогала дерево – его крона распласталась по стене,отстоявшей от меня не больше чем на полметра. Деревце казалось совершенномертвым на ощупь, но ломкие листья еще сохранились кое-где на ветках, а стволбыл слишком мощным для яблони чуть выше моего роста.

Я едва помещалась в нише, обеими ногами стоя на кромкезасыпанного галькой бассейна. Адайр спиной перекрыл почти весь проем, тольконад головой оставался небольшой просвет. Баринтус в эту арку не прошел бы.

Свет Адайра начал меркнуть, постепенно сменяясь красным,словно где-то в районе его ягодиц садилось солнце. Мое белое сияние тожетускнело, но у меня свет просто слабел и гас. У Адайра же тело окрасилосьбагрянцем, точно как закатное небо.

Адайр шагнул наружу – всего только шаг сделал. Я все ещемогла потрогать его пониже спины. И стоило мне это сделать, как под кожей унего полыхнул ярко-красный свет, Адайр сдавленно вскрикнул. Едва ощутимоеприкосновение будто сбило его с ног, он схватился за стену.

Когда он обернулся ко мне, глаза у него снова былитрехцветными, ярче, чем поначалу, но уже не похожими на маленькие солнышки. Онс трудом выдавил:

– Что ты сейчас со мной сделала?

Я ощущала его магию на кончиках пальцев, там, где оникоснулись его кожи. Чувствовала ее, тяжелую и густую, словно яблоневый сок – нона вид на руке не осталось ничего, только ощущение густой жидкости. Я не знала,что я ему сделала, так что мне было ответить?

Я потянулась уже к Адайру вернуть ему магию, но что-то меняостановило – вдруг стало ясно, что надо делать. Я подошла к высохшему источникуи встала перед ним на колени. Рядом в ворохе сухой листвы лежал треснувшийдеревянный кубок. Растрескался от старости и от того, что им перестали пользоваться.

– Мередит, нам пора к королеве, – позвал Баринтус.

– Подожди немного, Баринтус, – сказал Дойл.

– Ты открыла дверь, когда я отвлекся, – заявилАдайр. – Ты меня нарочно обманула!

Я взяла треснувший кубок – обеими руками, потому что ручек унего не было, а держать его одной рукой мне было неловко, руки слишкоммаленькие, – и поднесла его к камню, откуда когда-то била вода. Почему-тоя точно знала, где был источник, знала, хоть никогда и не видела. Я дотронуласькубком до камня чуть-чуть ниже отверстия.

– Отсюда не набрать воды, принцесса, – сказалАдайр.

Не обращая на него внимания, я прижала кубок к камню ипослала скопившуюся в пальцах силу в темную щель, размазала по трещине, будтоневидимое масло – густое, жирное. Тут же я сообразила, что размазыватьполагалось иную жидкость, менее метафизическую, но годилась и эта – она тожебыла частью существа Адайра. Частью его силы, его мужества. Мужской энергии,которая должна коснуться отверстия в скале, как отверстия женщины. Мужское иженское, чтобы зародилась жизнь.

Я призвала свою силу, кожа у меня заблистала серебряным ибелым сиянием, и как только моя магия коснулась магии Адайра там, где она леглана камень, из щели брызнула вода, полилась в треснутый кубок.

Кто-то сказал:

– Королева идет!

Адайр схватил меня за руку:

– Ты меня обманула!

Он вздернул меня на ноги, повернул лицом к себе – и водавыплеснулась из кубка ему в удивленное лицо, на голую грудь, потекла по телучистыми светящимися струйками. Он отпустил меня, глаза широко распахнулись.

Кубок у меня в руках оказался вырезан из светлого дерева иотполирован до блеска. Дерево покрывали изображения плодов и цветов, и издивного переплетения лоз и листьев выглядывали мужские лица. Там был не одинзеленый бог, а множество – как в детской картинке-загадке. Другую сторону кубкаукрашало изображение женщины, волосы плащом струились у нее по телу. Рядом сней бежала собака, а по другую сторону стояло дерево, все в плодах. Онаулыбалась мне с резного кубка – мудрой, понимающей улыбкой, как будто она зналавсе, что только хотела я знать.

Дойл проговорил неуверенно:

– Королева ждет нас в своих покоях, Мередит. Ты готова?

Я снова опустилась на колени и увидела, что вода, чистая исвежая, льется уже в бассейн. Ворох листвы, годами скопившийся мусор делиськуда-то. Бассейн оказался круглым углублением, выложенным гладкой речнойгалькой. Я погрузила кубок в воду, и она забулькала веселее, словно стремясьпоскорее наполнить сосуд. Только когда вода потекла через край, прохладнымипальчиками пробежала по рукам – только тогда я встала.

Я стояла, держа наполненный под самый край кубок, водавыплескивалась мне на руки, затекала под рукава жакета. Вода была полна силы,тихой, гудящей силы. Внутренним зрением я видела сияние силы в воде, идеревянный кубок светился у меня в голове белой звездой.

– Кому назначен этот кубок? – спросил Дойл.

– Той, кто нуждается в исцелении, хоть сама о том неведает. – В голосе моем отдавалось сияние, исходившее от кубка.

– Я спрашиваю еще раз, для кого этот кубок?

Я ему не ответила, потому что он сам знал ответ. Все вокругзнали. Кубок предназначался Королеве Воздуха и Тьмы. Он ее очистит, исцелит,изменит. Я знала, что кубок – для нее, но станет ли она из него пить – незнала.

Андаис стояла посреди спальни, вся из лунного света и тьмы.Белая кожа королевы светилась, будто внутри ее тела взошла полная луна,разливая вокруг мягкое сияние. Волосы – как водопад чернее ночи; только когда ясмотрела краешком глаза, в них вспыхивали светлые звездочки, а когда смотрелапрямо – сплошная мерцающая чернота, непроницаемая для любого света, сердцесамой глубокой, самой пустынной бездны. Та пустынная темнота, в которой нет нитепла, ни жизни.

Три серых кольца ее глаз сияли, но приглушенно, словно несобственным, а отраженным светом. Как будто серые грозовые тучи, освещенныедальней зарницей. Широкое наружное кольцо было свинцового цвета небес, готовыхвот-вот пролить свой гнев на землю, на всех нас.