Гален с Адайром уставились на меня. Гален покачал головой:

– Ты ничем не поможешь, Мерри. – Он сжал мне рукупочти до боли. – Они не погибнут.

– Нет, – с горечью сказал Адайр. – На нас всезаживет, как заживало раньше.

– Так скверно еще не было, – сказал новый голос.Мистраль говорил тихо, но в голосе рокотал отдаленный гром, и у меня кожапокрылась мурашками и еще отчего-то засветилась ярче. Странные, затягивающеглубокие глаза встретились с моими, и он повторил: – Она никогда так на нас ненабрасывалась. Что-то не так.

Я посмотрела на своих стражников:

– Это правда?

– Они выживут, – сказал Гален, но без всякой уверенности.

– Мистраль прав. – Адайр не в силах был смотретьна эту бойню. На повернутом ко мне лице отражались страдание и стыд. Вороноввоспитывали в уверенности, что не подставить грудь под удар за своего вождя –худшее из преступлений. Но за верность надо платить – тем, чтобы быть достойнымверности. У нас монархия не всегда была наследственной, на самом деле мы этуидею позаимствовали у людей, а когда-то нами правили лучшие из нас, и на ихпроисхождение не смотрели – лишь бы они были сидхе.

Мистраль отвернулся от меня, словно прочитав по лицу все моиколебания, и прошептал:

– Помоги нам Мать, потому что больше помочь некому.

Кровь сверху донизу покрыла голые руки Андаис, при каждомвзмахе с них сыпались кровавые капли. Не кровь жертв – ее собственная кровь. Унее кровь текла из множества мелких порезов на руках, на груди, на шее.Королева Воздуха и Тьмы в боевом исступлении ранила собственную плоть. Онасделала ложный выпад Рису в грудь – почти тем же движением, что и с Дойлом.Рука ее взметнулась дугой, и я уже знала, что будет дальше, – но никак немогла предотвратить. Словно видишь последний роковой удар и не в силах емупомешать.

Я закричала: "Рис!", и лезвие вошло ему в глаз, вединственный его глаз. Она всадила нож ему в лицо, явно желая вырезать последнийголубой глаз из этой плоти. Аматеон пытался ее отвлечь, но она его будто невидела. Ничего она не видела, только кровавый ужас, в который превращала лицоРиса, ничего не слышала – только вопль, который ей удалось все же вырвать изего горла.

Моя сила сошла ко мне, словно невидимый кинжал лег в левуюладонь. Рука крови, вторая моя рука власти. Раньше мне всякий раз было больноее применять – так больно, что в глазах мутилось, а сейчас – нет. Она пришласейчас тихо, неожиданно и с большей силой, чем когда-либо. До этой минуты ясвоими руками власти пользовалась, но отвергала их душой. Я была слишкомчеловеком, мне хотелось обладать какой-нибудь симпатичненькой магией, а неодними из самых жутких наших способностей. Но желание это было глупым идетским, и теперь оно ушло. Для меня наступил сейчас миг полной ясности – какбудто проникаешь в самое сердце вещей.

Мне не надо было вспоминать вкус и запах крови – вся комнатабыла ею пропитана. Словно кто-то уронил на пол поднос с рубленым мясом, и всепо нему прошлись. Вкус сырого мяса, а не одной только крови, я чувствовалакорнем языка.

Баринтус бросился к Рису, прикрыл его широкой спиной, акоролева вопила и кромсала спину Баринтуса ножом. Рис запрокинул голову – наместе здорового глаза осталось кровавое месиво. И он кричал – бессловесный,безнадежный вопль.

Я перевела взгляд на ранки на плечах Андаис и, не пытаясьвысвободиться из рук Адайра и Галена, подумала: "Теки, кровь".

Кровь закапала, струйками потекла у нее по рукам, но,кажется, никто еще не заметил, что у королевы идет кровь, она сама точно незаметила. Ее слишком захватила горячка боя. Убить ее я не надеялась, она былавоистину бессмертна. Надеялась я только отвлечь ее, ослабить. У меня не былосил и дальше смотреть на все это сложа руки. Я заставила ее терять кровь, а онадаже не заметила. Она била ножом в Баринтуса, словно хотела пробить дырунасквозь. Словно надеялась пролезть в дыру и вытащить оттуда Риса.

Глупо было надеяться ее отвлечь. Мелкая потеря крови неостановит ее, богиню битвы. Слова отца всплыли в памяти: "Есликогда-нибудь ты решишь выступить против моей сестры, убей ее, Мередит. Убей илизабудь даже думать о том, чтобы поднять на нее руку".

Я вытянула левую руку ладонью вперед и выпустила магию насвободу, словно птицу в небеса. Это было так здорово – выпустить ее, дать ейсвободу, бросить попытки казаться не тем, что я есть. Вот эта кровь – это тожея. Кровь хлынула у Андаис по плечам, и хоть сама она по-прежнему оставаласьбесчувственной, кое-кто из мужчин это заметил.

Адайр уже отпустил меня, шагнул назад. Наверное, не хотелоказаться поблизости, когда Андаис очнется от горячки боя. Не хотел, чтобы егосочли как-то к этому причастным.

– Нет, нет, Мерри! – Гален тянул меня за правуюруку, хотел захватить и левую. "Теки, кровь", – подумала я. Онотскочил прочь – на ладони у него появился тонкий порез, словно я его бритвойударила. Глаза у него распахнулись от страха. Меня он боялся или за меня – незнаю.

Кровь алыми струями лилась по рукам королевы, а она всерезала и резала спину Баринтуса. Я направила на нее мысль, как на Галена:"Теки, кровь", и царапина у нее на груди разошлась, словно по нейполоснули невидимым ножом. Андаис не закончила очередной удар, остановилась, непонимая.

Я смотрела на ее изящную белую шею: там была крошечнаякапелька крови, едва заметная точка, но я почему-то видела ее через всюкомнату, как под лупой. Я ее видела невероятно ясно, чувствовала запах кровипод тонкой этой кожей. Я сложила руку в кулак и представила, что должносделаться с этой крошечной ранкой. На белом горле вдруг прорезался еще один рот– красная огромная рана. Я думала, Андаис закричит, но она просто не смогла.Кровь хлынула фонтаном, и она забыла про Баринтуса, про Риса, про все на свете– она уставилась на меня своими трехцветными глазами, и в них мелькнула мысль.Воздух вокруг меня сгустился, как в грозу.

– Истекай кровью! – заорала я.

Кровь полилась потоком, словно ее выплескивал гигантскийнасос. Была бы Андаис человеком, она бы свалилась и умерла, но она не былачеловеком. Она вытянула ко мне руку.

Гален бросился вперед, между мной и ею, и упал на колени,схватившись руками за горло: он беспомощно открывал рот, но из него недоносилось ни звука. У меня времени не было ни испугаться, ни подумать, что онас ним сделала. Он пожертвовал собой, чтобы я могла ее убить: в этот миг язабыла, что она моя королева, что она сидхе, все забыла, просто хотела ееостановить. Мертвая она остановится.

Из моих губ вылетело шипение, словно нож вытаскивали из ножен.Я только одно слово сказала:

– Кровь!

Сила рванулась от меня вперед, скользящим ударом прошлась постражам на всем пути – словно невидимое лезвие резануло опять им по ранам,извлекая новую кровь.