Андаис подняла белую руку с тщательно накрашенными ногтями имахнула в сторону Эймона. Он покачнулся и невольно схватился за стену ниши –или он упал бы прямо на того, кого хотел защитить. Пальцы у него побелели отусилия, с которым он старался удержаться от падения. Магия королевы затопилакомнату, похожая на предгрозовую духоту, когда воздух такой плотный, что егоедва вдыхаешь. Давление росло и росло, пока не стало больно дышать, грудь уменя едва преодолевала тяжесть магии королевы. Стоило Андаис захотеть – и онасгустила бы воздух так, что все задохнулись бы, по крайней мере я задохнуласьбы. Сидхе так не убьешь.

Андаис резко сжала руку в кулак, и руки у Эймона задрожали впопытке выстоять наперекор ее силе. Он выдавил сквозь стиснутые зубы:

– Не надо, моя королева!

Пальцы у него поехали по стене, он терял опору, и тогда онвонзил пальцы прямо в камень с силой, когда-то позволившей сидхе завоевать чутьне всю Европу. Камень крошился у него под пальцами, но ему удалось пробитьдыры, за которые можно было держаться. Дыры немедленно наполнились кровью,кровавые струйки потекли по стене. Он изранил все пальцы, но удержался.

Мне каждый вдох давался таким усилием, словно на груди лежалогромный груз. Я не могла хоть раз вдохнуть нормально. Кубок выпал у меня изрук, и я осталась на ногах только потому, что Гален меня подхватил. Никогда ещея не испытывала на себе магию королевы такой силы. Никогда.

Она медленно пошла к Эймону, посылая перед собой волнумагии, словно толкая огромной невидимой рукой. Я знала по опыту, что эта магиятем сильней, чем ближе к тебе находится королева.

Эймон задрожал всем телом, кровь потекла быстрей, собираясьв красные ручейки, стекая в кровавые лужицы. От усилия, с которым онпротивостоял магии, сердце у него бешено забилось, перегоняя кровь, выталкиваяее из пальцев.

У меня перед глазами поплыли серо-белые звездочки. Кто-тосхватил меня за руку – я не видела кто. Коленки у меня подогнулись, мракзастлал глаза, и я повисла на руках у стражей. Воздух стал твердым, я не моглаим дышать.

В глазах чуть посветлело, и я судорожно вдохнула и тут жезашлась в приступе кашля, едва не переломившем меня надвое; упала бы, если бменя не держали. Когда кашель прошел, вокруг опять посветлело, и воздухпрохладой обдувал лицо. Я дышала. Гален обеими руками держал меня за правыйлокоть, Адайр за левый и еще за талию, а ноги мои пытались вспомнить, какстоять на земле.

Я решила, что королева куда-то ушла, но ошиблась. Она стоялавплотную к Эймону, всю свою магию направив только на него. Она собирала магиювсе более узким пучком, пока все помещение от нее не очистилось.

Эймон еще держался за стену. Рот у него широко открылся, ноне для глотка воздуха, глотать воздух – это все же дышать, а я сомневаюсь, чтоему это удалось бы. Королева могла обрушить на противника сотни атмосфер, онасам воздух превращала в оружие. Я всегда знала, что ее все боятся, но пока я неувидела ее силу в действии, я не понимала, что не одной только безжалостностьюона тысячелетиями удерживала власть. Я смотрела в глаза стражей, величайшихвоинов сидхе, – и видела страх в их глазах.

Они ее боялись. Боялись по-настоящему.

Андаис расхохоталась – диким, пугающим смехом, предвестникомстраданий и смерти.

Пока я была без чувств, она вынула клинок. И теперь онаприставила его к груди Эймона и резанула, словно по кусту, росшему у нее надороге. Я ждала фонтана крови, но воздух настолько сгустился, что кровь небрызнула – она едва сочилась, так что Андаис успела нанести десяток ран, покапервая начала кровоточить.

– Да поможет нам Мать, – совершенно безжизненнымголосом проговорил Дойл. Он стоял почти прямо передо мной. Это он заслонил меняот королевы, когда она пошла к Эймону. Дойл вздохнул и оглянулся на стражей снепонятным мне выражением в глазах.

Рис вздохнул в ответ:

– Терпеть это не могу.

– Как и все мы, – откликнулся Холод с другойстороны от меня.

Я оказалась способна заговорить:

– Что вы хотите сделать?

Дойл качнул головой:

– Времени нет объяснять.

Его черные глаза смотрели уже не на меня, а на Эймона икоролеву. Грудь и живот Эймона разрисовала кровь, сочившаяся из множествамелких порезов. На груди открытыми ртами зияли глубокие раны. На боку рана былатак глубока, что сквозь кровь белым блестели ребра.

– Нет времени, – повторил Дойл и бросился ккоролеве.

Холод шагнул за ним, и Рис тоже, взглянув на меня напрощание:

– Это только выглядит так страшно. Ты помни, на нас всезаживает.

У меня вдруг быстро забилось сердце. Что они хотят сделать?Я шагнула вперед, но Гален с Адайром удержали меня за руки. Только что ихподдержка была мне нужна и вдруг стала ловушкой. Они не давали мне упасть, но ипойти мне не давали.

– Пусти меня, Гален!

– Нет, Мерри, нельзя. – Он говорил, не глядя наменя, глаза у него были прикованы к Эймону. Высокий красавец Эймон на глазахпревращался в груду мяса. – С ними ничего не случится.

Тон у него был совсем не такой уверенный, как слова. Яповернулась к Адайру:

– Пусти меня.

Адайр покачал головой:

– Нет, принцесса. Ты не должна вмешиваться, я неотпущу.

– Конечно, не отпустишь, – заметил Бри, шагая мимонас в вихре золотистых волос. – Так тебе не придется идти нам на помощь.

– На помощь в чем? – спросила я, переводя взгляд стревожного, захваченного происходящим лица Галена на Адайра, не решавшегося нивстретить мой взгляд, ни посмотреть на королеву, на куски нарезающую Эймона.

Дойл уже был на расстоянии вытянутой руки от королевы. Егобас разнесся по залу:

– Мы вернулись, моя королева.

Она его словно не услышала, весь мир сошелся для нее наокровавленном клинке в ладони и на теле, которое она резала.

– Моя королева! – Дойл положил черную ладонь набелое плечо – чуть выше места, докуда белую кожу запятнала кровь.

Она повернулась к нему так быстро, что глаз едва успелуловить движение. Клинок блеснул серебром, из руки Дойла дугой плеснула кровь.

Я выкрикнула его имя, не успев подумать. Королева изумленнооглядела спальню, пытаясь меня найти, но Дойл загородил ей обзор, и она опятьего ударила. И еще раз – прежде чем Рис вышел вперед. Я не слышала, что он ейсказал, но цели он достиг. Она ударила его. У него всего лишь плечи чутьсогнулись от боли, он не вскрикнул – но дернулся назад, пытаясь уйти от удара.Ей это не понравилось. Она попыталась ударить Риса, бешено размахнувшись, но передней вдруг очутился Аматеон. Она пропорола ему руку от плеча до запястья. Онпошатнулся и повернулся, пытаясь прикрыть руку, – она всадила нож ему вспину, и он упал на колени. Глаза у него широко открылись от боли, и еще что-тов них было: смирение.