желания не предупредить Карла о грозящей опасности, но подтолкнуть его к попытке бегства. Но это означает, что Кромвель готов был подвергнуть кузена унижению, а быть может, необходимости предстать перед военным трибуналом, а то и расстрельной командой исключительно из расчета прервать свои сношения с королем и оправдаться перед армией.

Нед подул на чернила, чтобы подсушить их, сунул толстую стопку листов в мешок и улегся на кровать. Закрыл глаза. С Оливером никогда нельзя быть твердо в чем-то уверенным. Амбиции и набожность, эгоизм и служение высшему идеалу – сплав черного металла с чистым золотом.

Глава 29

Спустя несколько дней произошло событие, изменившее отношения Неда и Уилла. День клонился к вечеру – самый суровый из дней той зимы: пронзительный ветер гнал мелкие и твердые, похожие на крупу снежинки, хлеставшие с силой мушкетной дроби через мертвые белые поля. Холод загнал Уилла домой, и он был в своей комнате. Нед сидел у окна. Оно выходило на юг, как у Уилла, на двор, улицу и далекие дома. Нед смотрел на снег, и голова у него была такой же чистой, как этот пейзаж, когда появилась бредущая по обочине дороги фигура. Это явно был мужчина, он втянул голову, прячась от ветра, а на плече тащил какую-то ношу. Он остановился у ворот Расселов и окинул взглядом дом. Нед подался назад, прячась из виду. А когда выглянул снова, человек вошел уже в калитку и подходил к двери.

Нед схватил спрятанный под подушкой пистолет и выскочил в коридор. Уилл лежал на постели и пялился в потолок. При появлении тестя он сел. Нед приложил палец к губам, призывая молчать.

– Человек пришел, – прошептал он. – Чужак.

Уолли сделал зятю знак следовать за собой.

Они вышли в коридор и подняли доски. Нед спустился по лестнице на земляной пол. Уилл сошел на несколько ступенек, потом потянулся, приладил на место доски, а затем присоединился к товарищу. Впервые пришлось им воспользоваться укрытием. Свечи у них не было. Прижавшись друг к другу в темной теплоте за печкой, они стояли и прислушивались к звукам голосов, невнятных из-за толстой каменной кладки. Вскоре послышались поднимающиеся по лестнице шаги. Тяжелые ноги протопали у них над головой и остановились. Доски поднялись. Появилась голова Джона Рассела.

– У вас гость, – сказал Нед. – Кто это?

– Он говорит, что его зовут Джеймс Дэвидс и он якобы знаком с вами обоими. Заявил, что больше ничего не скажет, пока вас не увидит.

– Не врет?

– Думаю, нет. Утверждает, что прибыл из Голландии.

– Из Голландии? – воскликнул Нед.

– Откуда он узнал, что мы здесь? – удивился Уилл.

– Ему сообщили наши друзья в Бостоне, и это заставляет меня думать, что он говорит правду. Они, должно быть, ему поверили, хотя переданное с ним письмо от них составлено, понятное дело, в осторожных выражениях. Ему дали проводника.

– Что скажешь, Нед?

Уолли задумался.

– Если ему известно, где мы, то хуже уже не будет. Вот только я не припомню никого по имени Джеймс Дэвидс.

– Я тоже. Имя смахивает на вымышленное.

Они выбрались из каморки, отряхнули пыль с одежды и спустились за Расселом вниз. Уилл, сгорающий от любопытства, был первым. Нед, более осторожный, шел за ним с пистолетом.

Чужак стоял и грелся у очага, потертая кожаная сумка лежала у его ног. Он походил на бродягу: узкое, изможденное лицо, покрытое пятнами от мороза, длинные спутанные волосы и борода, слегка подернутые сединой. Он снял шляпу.

– Полковник Уолли! Полковник Гофф! Как я рад видеть вас обоих живыми! – И он двинулся к ним, раскинув руки.

– Сдается, я припоминаю ваше лицо, – проговорил Уилл удивленно.

Спустя пару секунд и Нед смутно различил под маской, оставленной шестью нелегкими годами, знакомые черты: полковник армии круглоголовых, состоятельный джентльмен, член Парламента, судья на процессе над королем и товарищ-подписант смертного приговора его величеству – Джон Диксвелл.

Тем вечером, после того как Диксвелл почистился и переоделся в кое-что из старых вещей преподобного Рассела, четверо мужчин уселись ужинать в гостиной, и гость поведал им о некоторых из своих приключений. Когда летом 1660 года была восстановлена монархия, он поначалу обещал сдаться на условиях Закона забвения. Но оттягивал срок явки, ссылаясь на болезнь, и воспользовался временем, чтобы распродать часть имущества. Затем, захватив достаточно денег на безбедную жизнь, сумел ускользнуть из Англии в Роттердам. Оттуда он перебрался в Ханау в Германии, где прожил пару лет, поселившись в пяти минутах ходьбы от Валентайна Уолтона, Джона Баркстеда и Джона Оки. Он едва не попался в ту же ловушку, что Баркстед и Оки, но что-то в приглашении в Делфт показалось ему подозрительным.

– Я сказал им, что они дураки, раз решили поехать, но Оки поверил этой змеюке Даунингу. Услышав, что произошло, я совсем не удивился. И понял, что пора убираться из Ханау.

Он поехал сначала в Швейцарию, в Лозанну, чтобы повидаться с Эдмундом Ладлоу, который его заверил, что тут совершенно безопасно. Но потом Ладлоу едва не похитили какие-то ирландские авантюристы, а жившего в соседнем городе Джона Лайла застрелили прямо на улице. Поэтому Диксвелл покинул Швейцарию и вернулся в Голландию. Но тут произошел захват Нового Амстердама, и все разом заговорили о войне между Англией и Голландией. Поняв, что при таком раскладе его как англичанина сочтут подозрительным, он сел на корабль до Бостона, прибыл туда в декабре, и вот теперь он здесь.

– Сдается, куда бы вы ни пошли, за вами всюду следует несчастье, – заметил Нед.

Уилл рассмеялся и покачал головой.

– Да брось, Нед, это нечестно. Джон просто выказывал осторожность.

Джон…

Диксвелл с самого начала не понравился Неду. Было в нем что-то неприятное: самодовольная манера говорить, некая снисходительность в тоне, но Уилл этого не замечал, ловя каждое его слово. По прикидкам Неда, Диксвелл был лет на десять моложе его и лет на десять старше Уилла. К началу войны он являлся членом Парламента от Дувра и получил чин полковника, хотя ни разу не участвовал в настоящей битве, по крайней мере, насколько Нед мог припомнить. Зато он помнил, что Диксвелл голосовал в Палате общин за предание короля суду и заседал в жюри, но затем, подобно многим другим, пытался избежать необходимости поставить подпись под смертным приговором. Он был одним из членов Парламента, которых Кромвель вытащил из зала в день накануне казни, завел в комнату, где лежал на столе приговор, и сунул в руку перо.

Тем не менее Нед постарался взять более