Воцарилась тишина. Даже блондинка пересталаисходить визгом, а начала молча молотить секьюрити каблуком по лодыжкам.

– Чего случилось? – сурово спросилВаня. – Почему ты орешь, как потерпевшая?

Я ткнула пальцем в столик.

– Она его убила, сама слышала…

– Дура, кретинка, идиотка! – ожилаблондинка.

– Молчать! – рявкнул Ваня.

И вдруг произошло неожиданное. «Труп» поднялголову, громко икнул и вновь упал носом на столешницу.

– Да он жив, – донеслось из толпы.

– Ясное дело, – заоралаблондинка, – что ему сделается, кретину! Позвал в кафе, уже нажратый был,потом добавил и совсем окосел, сволочь, я ему пощечину залепила, он в тарелку исвалился!

– А кровь? – пролепетала я.

Секьюрити, поняв, что ничего не случилось,отпустили блондинку.

– Он небось бутылку с красным виномсшиб, – пояснил один из охранников, – а вы всех перебаламутили:«Убили, убили!»

Блондинка испустила из груди такой звук,который издает на взлете реактивный самолет, схватила с одного из столиковпивную кружу и запулила в меня. Толстенная емкость попала мне в лоб, заехавручкой в глаз. Через полчаса все успокоились. Пьяного унесли, блондинкаотправилась в туалет наводить красоту. Ванька вздохнул:

– Слышь, Лампудель, ты сегодня ночью незаснешь!

– С чего бы?

– А под глазом такой фонарь растет,светло будет. Кстати, голова не болит? Все-таки кружка тяжелая.

– Не поверишь, совсем ничего не чувствую.

Ванька захихикал:

– Кажется, Вовка прав, у тебя и впрямьчерепушка из бронебойной стали, ничего ее не берет – ни огнетушитель, ни пивнаякружка. У тебя папа не железный дровосек был?

Не обращая внимания на его шуточки, я спокойноела на удивление вкусную рыбу. Ну ошиблась, с кем не бывает. А Ваня может глумитьсясколько угодно, я сейчас как раз занимаюсь очень запутанным делом, никто его несумеет размотать, кроме меня. Так что пусть Ваня хихикает, там посмотрим.Недаром ведь говорят, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.