семёновцы, а на утро лопатами и метлами из помещения убирали кровь – следы избиения. Утром, уезжая из Кудары, Светлов увез человек семь арестованных и после избиения их в д[еревне] Пашино живыми спустил в прорубь. Как впоследствии выяснилось, начальник боевого отдела [нашего] штаба Софронов принимал участие в ночной попойке и избиении арестованных. Быть может[,] только благодаря этому в ту ночь Светлов не произвел переворота». Затем кударинским партизанам удалось Светлова арестовать, награбленное добро отобрать, а его мародерский отряд распустить по домам[1338].

О судьбе одного из мелких калифов на час, действовавших в Прибайкалье, рассказал партизан-мемуарист. В начале 1920 года в Баргузине стоял отряд Морозова из 40 приисковых рабочих. Помощник командира Кабанов, пьянствовавший на прииске Карафтит, всех прибывавших с низовьев Витима считал шпионами и расстреливал. Однако вскоре Морозов его расстрелял за «страсть Кабанова арестовывать всех… неизвестных ему людей. Он арестовал комиссара т. Комбор, прибывшего из Советской России и ехавшего из Баргузина… вместе с Морозовым, но опередившего последнего на несколько верст. И за это Кабанов поплатился жизнью»[1339]. Характерно письмо Морозова, сохранившееся в фонде Баргузинского уездного ревкома: «…высшая власть в городе Баргузине и уезде принадлежит мне… Шлю привет и сообщаю, что у меня достаточно сил и оружия, дабы подавить тех лиц, кои идут против нас»[1340].

Нередко неповиновение партизан сходило им с рук. Командир крупного отряда в Приморье В. Е. Сержант вспоминал о сепаратизме отступавших весной 1920 года в Амурскую область разбитых японцами отрядов, выделяя прежде всего Шевчука, который смог подслушать телефонный разговор руководства штаба фронта о присылке в его отряд уполномоченного штаба Г. А. Лободы для наведения порядка. Шевчук арестовал Лободу как «контрреволюционера», избил и ограбил, забрав себе его часы. Ревштаб с трудом смог выручить уполномоченного, затребовав его к себе под обещание Шевчуку расследовать «преступления» Лободы, благодаря чему тот «до сих пор носит голову на плечах». Получив указание наказать сепаратиста, Сержант дождался появления его отряда на пароходе и под дулами пулеметов доставил Шевчука с пристани к себе в штаб. На вопросы Сержанта тот сначала «ответил чрезвычайно дерзко», но затем был приведен «к полному осознанию, что его действия в отношении командования были контрреволюционными, грабеж вещей т. Лободы… является мародерством. Тот и другой поступок в момент революции наказываются смертью. Тов. Шевчук, не зная, чем для него кончится наш разговор, впал в уныние…»[1341]. Однако Шевчук после демонстрации силы и словесного внушения был отпущен, что он принял как разрешение действовать прежним образом.

Причудливо складывались судьбы иных осужденных командиров. Яков Владимирович Яшин, будучи в конце 1920 года на командной должности в дальневосточном отряде Петренко, оказался за мародерство приговорен судом отдельного охранного дивизиона в урочище Онучино к расстрелу, однако смог бежать, прихватив лошадь и карабин, которые потом «промотал». После двух лет пребывания на нелегальном положении этот 25-летний авантюрист всплыл под именем Якова Вайнштейна в Иркутске – в качестве заместителя начальника политсекретариата губвоенкомата. В январе 1923 года Яшина-Вайнштейна узнали, разоблачили и арестовали, но казнить не стали. В связи с годовщиной Октября партизанский приговор в сентябре того же года был заменен на 10 лет заключения, а по следующей амнистии срок сократили до шести лет и восьми месяцев[1342].

Известны и попытки расправиться с неугодными в судебном порядке, с помощью официальных военных властей. Некий авантюрист-мадьяр В. Г. Узелин в марте 1919 года прибился к отряду приморского партизана В. Е. Сержанта в Ольге, отрекомендовал себя техником-оружейником и в тетюхинских мастерских начал изготовлять медные оболочки для самодельных винтовочных пуль. По мнению подозрительного Сержанта, Узелин, «будучи провокатором… все время тормозил развитие работы» и был заменен. «Узелин же оправдал недоверие к нему и при первой высадке белых в Тетюхе перешел к ним»[1343]. Как обстояло дело в действительности, неизвестно, но через полтора года Василий Узелин «всплыл» в материалах главного сибирского трибунала, оказавшись у партизан совсем другого региона, которые предъявили ему серьезные обвинения и арестовали.

В декабре 1920 года Военно-революционный трибунал 5‐й армии и Восточно-Сибирского военного округа рассмотрел дело бывшего командира центральной колонны партизанского отряда Узелина. Он обвинялся в том, что во время неудачной атаки на село Ганзурино под Верхнеудинском 12 января 1920 года приказал отступать[1344], причем «будучи знаком с инженерным военным делом, мог минировать устье… Селенги, но ввиду дезорганизованности партизанских отрядов этого сделать не сумел». Также он агитировал против партизанского штаба, а при содействии агента ВЧК самовольно арестовал трех бойцов с просроченными документами. Выяснив, что под Ганзурино Узелин был ранен, трибунал снял с него обвинения в трусости, отметив, однако, что этот интернационалист только выдавал себя за инженера, а впоследствии «перессорился со штабом партизанского отряда» и пьянствовал. За пьянство и самозванство его, освободив из-под стражи, направили на два года в распоряжение Губкома труда[1345].

Другая часть партизанских активистов была устранена по политическим обвинениям самими командирами – прежде всего по обвинениям в организации заговоров. Нередко эти заговоры толковались очень расширительно, отражая иногда манию преследования, а чаще борьбу за власть и личные столкновения главарей отрядов. П. Д. Криволуцкий сообщал, что в начале декабря 1919 года в партизанском тылу возник контрреволюционный заговор: «В тюрьме при Военно-революционном штабе было много арестованных. Среди них нашлись и такие, которые, именуя себя анархистами, поставили перед собой задачу компрометировать перед трудящимися Военно-революционный штаб и другие армейские учреждения. Группа, руководимая Громовым, Шканиным и другими, проводила работу за ликвидацию тюрьмы, штаба и других армейских учреждений. <…> Они разослали письма к партизанам и местному населению, в котором призывали свергнуть штаб и освободить их как, якобы, борцов „за народное дело“…» Полевой суд во главе с Бельницким расстрелял активных участников «заговора»[1346].

В 1918–1919 годах В. Г. Яковенко вскрыл в своей армии целых четыре «эсеровских заговора», члены которых отрицали дисциплину и подчинение штабу. Тасеевский штаб расстрелял руководителей группы Кузьмина, Орлова и Пронюшкина, действовавших под лозунгом: «Воюй и живи в свое удовольствие». Были уничтожены и эсеры, якобы планировавшие заговор с целью убийства самого Яковенко и Ф. А. Астафьева[1347]. Однако описание эсеровских заговоров не выглядит в мемуарах Яковенко убедительно. Более достоверно его обвинение в адрес видного вожака С. А. Сухотина: при оставлении Тасеева тот, по словам Яковенко, трусливо «умолял его о своем увольнении из повстанческих рядов»[1348].

Ординарец Яковенко Г. Плеханов вспоминал, что «…к врагам, злостным хулиганам, агентам противника… [Яковенко] был беспощаден. Белогвардейское командование не раз направляло к партизанам