Джеремайя О’Салливан, на тот момент все еще занимавший пост начальника отдела по борьбе с организованной преступностью, был с журналистами резок и несговорчив. «Я не куплюсь на ваши шуточки!» – ответил он на вопрос, возможно ли, что Балджер был информатором ФБР. Затем он перешел к откровенным нападкам на тех полицейских и детективов, которые охотно отвечали на вопросы репортеров: «Знаете, немало людей разъезжают по улицам с синими мигалками и оружием, получая при этом неплохую зарплату. Многие из них, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, только и умеют, что сеять вражду, ныть и жаловаться».

Лер мог встретиться с Коннолли на улице и поболтать с ним еще в начале года, Каллен также беседовал с ним ранее по другому поводу, но сейчас команда репортеров понимала, что им больше не приходится рассчитывать на помощь Коннолли в их новом расследовании. Коннолли был агентом ФБР, на которого жаловались полицейские.

Поэтому в мае 1988 года О’Нил позвонил одному из руководителей бостонского отделения ФБР, Джону Моррису. Они оба были знакомы с тех пор, когда «Глоб» выпускала серию статей об операции против мафии на Принс-стрит, 98.

Моррис снял трубку, но в телефонном разговоре сразу отмел столь смелое предположение – будто бы Балджер был информатором ФБР. Впрочем, Моррис согласился встретиться с журналистом во время ланча. О’Нил рассказал ему об их расследовании истории братьев Балджеров и сказал, что надеется получить от Морриса дополнительную информацию, которую репортеры называли «инсайдерской», о жизни Уайти в преступном мире Бостона.

О’Нил и Моррис встретились в июне в «Венеции» – ресторане, выходившем окнами на залив Дорчестер-Бей. Моррис приехал на встречу в элегантном костюме; казалось, что он рад видеть О’Нила. Поболтали о разном, потом О’Нил опять задал свой вопрос о связях Балджера и Бюро. «Вы себе даже не представляете, насколько он может быть опасен», – ответил Моррис. Было похоже, что Моррис приехал на ланч, заранее готовый к такому разговору. «Балджер был нашим информатором», – неожиданно признался Моррис, и это была сделка, превратившаяся в тяжелую обузу; сделка, которая, как он опасался, коррумпировала Бюро и неминуемо плохо закончится. Признание буквально вырывалось из него, с каждым словом набирая силу. Коннолли и Балджер были близки между собой, возможно даже, что слишком близки. Устраивались совместные обеды в доме матери одного из «партнеров» Балджера, на которые приглашались они с Коннолли. На одном из них, устроенном миссис Флемми, даже появился сам Билли Балджер. «Вот так мы и сидели, двое братьев с одной стороны стола и двое агентов ФБР – с другой».

Ошеломленный О’Нил буквально потерял дар речи. Если и были в ресторане какие-то иные звуки – разговоры других посетителей, звяканье приборов, шуршание одежды проходивших мимо официантов, – он просто не слышал их. О’Нил приехал за подтверждением своих догадок, а получил исповедь. Один из руководителей ФБР сидел перед ним: уставший, мертвенно-бледный, осунувшийся. Что-то происходило в его душе. Закончив ланч, они еще немного побеседовали о другом, но все равно вернулись к Балджеру. Моррис не скрывал беспокойства по поводу того, каким образом в «Глоб» будет использована подобная информация, и предостерег о возможных последствиях в случае раскрытия ее источника – о той опасности, которую могло повлечь за собой такое раскрытие для Балджера, него самого и репортеров из «Глоб».

О’Нил сказал, что пока не знает, что из всего этого может получиться. Но оба они догадывались, что произошло нечто очень важное, способное перевернуть всю их жизнь. Информация, обнародованная только что, относилась к тому разряду, что вызывает изменения в самом ходе вещей, вплоть до переписывания истории города, как ее понимают жители, так что в конечном счете одна версия истории заменяется более полной и правдивой.

Моррис еще до звонка О’Нила узнал о готовящемся в «Глоб» журналистском расследовании. Коннолли рассказал ему, что Билли Балджер, председатель сената, согласился пообщаться с журналистами и теперь дает интервью о своем детстве в Саути. Но у Коннолли появились новые опасения в том, куда может завести эта репортерская инициатива: до него дошли слухи, что журналисты пытались выяснить из разных источников, не было ли какой-нибудь связи между Балджером и ФБР. Коннолли предположил, что раз уж Моррис знал О’Нила гораздо лучше, чем остальные агенты, ему следует связаться с ним и рассеять все его сомнения. Коннолли, расскажет после Моррис, «потребовал, чтобы я попробовал разузнать у О’Нила о подробностях готовящихся публикаций и внести в них ясность».

Моррис принял решение поддержать репортеров «Глоб» не из высоких побуждений. «Прежде всего я беспокоился о собственной шкуре, – признавал он. – Я пытался минимизировать возможный ущерб моей карьере». Он надеялся, что «разоблачение» Балджера приведет к каким-нибудь новым решениям, повлияет на руководителей ФБР, а они, в свою очередь, распорядятся прикрыть всю эту лавочку с Балджером и Флемми. Если это произойдет, его собственные проступки – «что я принимал взятки, подарки, а взамен компрометировал расследования» – могут быть навсегда забыты. Нельзя было сбрасывать со счетов и более мрачную возможность – что мафия или какая-нибудь другая группировка попросту убьют Балджера как стукача. Это окончательно уничтожило бы любые риски того, что Балджер когда-либо даст показания на самого Морриса. Однако Моррис настаивал, что в его намерения не входило нанесение такого «сопутствующего ущерба»: «Я просто хотел, чтобы ФБР перестало с ними работать».

Тем не менее все же в глубине души Моррис понимал, что только пытается обмануть себя, сам пытаясь поверить в то, что прекращение «сотрудничества» Балджера и ФБР обезопасит его. «Ход моих мыслей тогда был неясен даже мне самому, – вспоминал он. – Я думал о том, что если всплывет имя Коннолли, то неизбежно всплывет и, к примеру, мое, и что я даже хотел бы, чтобы раскрылось и мое участие во всем этом». Исполненному страхом и отвращением к себе, Моррису все же не хватало смелости, чтобы выступить с признанием перед правоохранительными службами.

Вернувшись в редакцию «Глоб», О’Нил поделился услышанным с другими репортерами. Все были ошеломлены. Начался спор о том, можно ли вообще использовать такие сведения в публикации, не приведет ли это к кровопролитной криминальной разборке в городе. Но всем было ясно одно: прежде чем они смогут принять окончательное решение по поводу публикации, предстоит проделать еще очень большую работу. Ведь в распоряжении репортеров пока что был всего один источник информации. Бывает, что анонимного, но ценного источника оказывается достаточно, чтобы напечатать статью, но в данном случае – для столь взрывоопасного разоблачения – этого было явно мало. Необходимо было проверить информацию, полученную от Морриса.

В июле О’Нил и Каллен вылетели