Если относительно общей численности населения Соединенных провинций в эру париков по сравнению с золотым веком остается некоторая неуверенность, то повода для сомнений в том, что вторая половина XVIII в. продемонстрировала бесспорное снижение производства в целом и в рыбной промышленности в особенности по сравнению с состоянием столетней давности, практически нет. Промысел сельди, который в первой половине XVII столетия было принято называть «золотой жилой» Соединенных провинций, все еще демонстрировал впечатляющие показатели в 1728 г., когда один хорошо информированный англичанин, житель Нидерландов, подсчитал, что в данном промысле было задействовано в среднем 800 рыболовецких судов, делавших три выхода в море в год. И хотя это общее количество судов было меньше, чем столетие назад, тоннаж кораблей XVIII в. варьировался от 30 до 50 тонн, тогда как в предыдущий период он составлял 20–30 тонн. Современные голландские авторитетные источники считают, что в 1630 г. одна провинция Голландия отправляла на лов сельди около 500 судов в год ив 1730 г. это число упало до 219 — хотя, опять же, здесь следует принимать во внимание увеличившийся тоннаж. Тот же автор утверждает, что, за исключением Влардингена, количество судов, которые содержали все рыболовецкие города, уменьшилось в XVIII в., что особенно заметно на примере Энкхёйзена, снаряжавшего в последние годы XVII в. от 200 до 400 судов, а в 1731 г. всего лишь 75 и в 1750 г. только 56. После 1756 г. упадок только ускорился, и накануне 14-й Англо-голландской войны, в 1780 г., в ежегодном промысле участвовало всего 150–180 судов.

То же самое происходило с ловлей трески и китобойным промыслом. Согласно Онслоу Бурришу, в 1728 г. в промысле трески с Доггер-банки по-прежнему участвовало 200–300 судов тоннажем 40–60 тонн каждое, однако это количество, безусловно, было значительно меньше, чем во второй половине XVII столетия. Особенно заметно стало снижение промысла трески в последние 30 лет XVIII в., и, когда в 1795 г. республика прекратила свое существование, этим занималось всего 125 судов. Упадок арктического китобойного промысла был столь же заметен, и, хотя в XVIII в. время от времени случались неплохие уловы, счастливые времена 1675–1690 гг. миновали. «Однако промысел этот, — писал Онслоу Бурриш в 1728 г., — является своего рода лотереей и посему ведется обладателями значительных состояний, которые, потерпев неудачу в нынешнем году, надеются, что в следующем фортуна улыбнется им, и поэтому не испытывают разочарования; однако промысел этот является несомненным и всеобъемлющим благом для государства в целом, так как он способствует росту судоходства и потреблению всего, что с ним связано».

За причинами упадка голландского рыболовства в прибрежных водах и в открытом море не нужно далеко ходить. Основной являлась усиливающаяся конкуренция рыболовов соседних стран — в основном Англии и Шотландии, но также Дании и Норвегии, не говоря уж о фламандских рыбаках Австрийских Нидерландов (нынешняя Бельгия). Все большее значение приобретал Гамбург, как основной рынок потребления сельди Северной Германии и Скандинавии. Большинство этих стран предпринимало протекционистские меры для поощрения собственной рыбной промышленности за счет Голландии, в частности британское правительство использовало для этого систему субсидий и премирования. В 1751 г. французское правительство наложило эмбарго на импорт голландской сельди, и этому примеру последовали Австрийские Нидерланды, Дания и Пруссия соответственно в 1766, 1774 и 1775 гг. Кроме того, в XVIII в. из-за изменения рациона питания в Европе упал спрос на сельдь, и к концу данного периода потребность в ней удовлетворяло всего 300 европейских судов для ловли сельди, тогда как одно время с этим едва справлялось 500 голландских. Однако качество и техническое совершенство голландских промысловиков и заготовителей сельди сохраняло свое превосходство до самого конца, и в 1780 г. около половины европейского спроса на соленую сельдь обеспечивали голландцы. Причины одновременного упадка голландского промысла трески менее очевидны, хотя усиливающаяся конкуренция английских и французских рыболовов с отмелей у Ньюфаундленда и соседних фламандцев из Остенде и Ньив-порта явно внесла в это свой немалый вклад.

Упадок голландского рыболовства в той или иной степени неизбежно повлиял на множество вспомогательных и тесно связанных с ним отраслей производства и профессий. Сюда входили торговля строевым лесом на Балтике, обеспечивавшая постройку и ремонт рыболовецких судов, торговля с Португалией и Францией солью для засолки сельди и, как отметил в 1728 г. Онслоу Бурриш, «плотники, конопатчики, кузнецы, плетельщики канатов и изготовители парусов; также бочары, делающие огромные бочки для засолки сельди, изготовители снастей и представители всех прочих мелких профессий, поставляющих все необходимое для этой отрасли». Он подсчитал, что таким образом промысел сельди давал «работу и средства к существованию не менее чем 30 тысячам семей, не считая великого множества людей, живущих за счет поставок всех необходимых видов одежды и провизии». Если прибавить к ловле сельди еще и китобойный промысел и вылов трески, а также прибрежное и внутреннее рыболовство, то можно видеть, что значительная часть голландской рабочей силы прямо или косвенно зависела от процветания рыболовства в целом, даже если считать несколько преувеличенными сделанные в 1662 г. Питером де ла Куром подсчеты, будто напрямую это затрагивало 450 тысяч человек. Рыбный промысел был вдвойне ценен как школа моряков и источник занятости на берегу, и именно поэтому зимний тресковый промысел в Северном море все еще поддерживался в XVIII в., хотя практически не приносил коммерческой прибыли из-за высокой стоимости содержания кораблей и их оснастки в зимнюю штормовую погоду.

Другим примечательным фактором упадка голландского рыболовства стала растущая нехватка моряков для промысла в открытых морях, чего, по единодушному свидетельству нидерландцев и иностранцев, в XVII в. просто не было. Рыболовство серьезно страдало из-за крупных войн, в которых участвовала республика — между 1600 и 1645 гг. от грабежей дюнкеркеров[88], от нападений англичан во время англо-голландских войн и, сильнее всего, от французских корсаров во время войны 1701–1713 гг., когда промысел сельди оказался фактически уничтоженным. Однако промежуточные годы мира, наступавшие после каждой войны, позволяли в той или иной степени добиться восстановления промысла, хотя, вероятно, некоторые рыболовецкие семьи больше не возвращались в море, к своему прежнему источнику средств к существованию. Иностранные рыболовецкие компании, которые пытались конкурировать с голландцами в XVIII в., стремились сманить опытных голландских рыбаков к себе на службу — во всяком случае, в ранние годы своей деятельности. Точно не известно, сколько человек не устояло перед таким искушением, но в 1756 г. большинство шкиперов на службе недавно созданного Свободного британского рыболовецкого общества (1750–1771) были в основном голландцами или датчанами.

Генеральные штаты периодически издавали указы, запрещавшие торговцам-мореплавателям и рыбакам поступать на службу иностранных государств, однако частое повторение подобных указов предполагало, что они не слишком строго соблюдались. Мы не собираемся подсчитывать, сколько голландских рыбаков, нарушая эти указы, служило за границей и было ли их отсутствие временным или постоянным. Определенно лишь то, что укомплектование личным составом голландских рыболовных флотилий в XVIII в. превратилось в проблему, каковой и оставалось, чего никогда не наблюдалось в XVII столетии. Имеются вполне достоверные подсчеты, что в конце XVIII в. нидерландское рыболовство в прибрежных водах и открытых морях суммарно задействовало всего две трети числа рыбаков, необходимых для одной лишь ловли сельди в 1600 г. Совершенно очевидно, что все большее количество норвежцев, датчан и немцев с севера страны помогало укомплектовывать голландские рыболовные суда экипажами в XVIII в. — точно так же, как корабли военно-морских сил государства, восточные «индийцы» и суда торгового флота. Высказывалось предположение, что вся эта (в основном необученная) рабочая сила заняла место более опытных голландских моряков, перешедших на службу в иностранные военные и торговые флоты, однако у нас нет доказательств тому, что такое происходило в сколь-нибудь значительных масштабах. Определенно они не служили в больших количествах на английских торговых судах, которые, за исключением военного времени, редко нанимали по совокупности больше нескольких сотен иностранцев.